– О чем ты задумалась, детка? – тихо спросила бабушка.

– Да так, вспомнила молодость.

– Саша, о чем ты говоришь! Чтобы я больше никогда этой глупости не слышала.

Потом вернулась из парикмахерской Инна Кирилловна, мы втроем пообедали, и бабушка почувствовала себя лучше. А в начале шестого явился Сергей Ипатьевич, удивительно симпатичный старичок, по-видимому, давний поклонник Инны Кирилловны.

Он пришел с букетиком нарциссов, расцеловал всем нам ручки, а потом вдруг посмотрел на бабушку и сказал:

– Марусенька, давай-ка уединимся минут на десять.

– Это еще зачем? – поморщилась бабушка.

– Маруся, не капризничай! – не терпящим возражения тоном заявила Инна Кирилловна.

Я ничего не понимала.

– Саша, давайте выйдем! – приказала она мне.

Пришлось подчиниться.

– Что это значит? – испуганно спросила я.

– Сережа – великолепный врач, он по сей день работает, хотя ему скоро восемьдесят.

– Вы хотите сказать, что…

– По-видимому, ему не понравился Марусин вид.

У меня упало сердце.

– Мне показалось, что бабушке стало лучше.

– Ей вообще не следовало сюда приезжать, ей этот климат противопоказан.

У меня возникло ощущение, что она во всем винит меня.

– Нет, Саша, вы тут ни при чем, вы же ничего вообще не знали, но она ведь могла попросить, допустим, меня, поговорить с вами, все объяснить, а вы бы поехали к ней. Не так уж плохо было бы проехаться в Израиль. Но ей надо было самой! Ей вообще всю жизнь больше всех было надо, вот и Венька был такой же, допрыгался до высылки, дочери лишился…

Наконец Сергей Ипатьевич вышел с довольно суровым видом и пригласил нас в комнату:

– Вот что, милые дамы, вынужден вас всех огорчить. Марусе надо немедленно возвращаться к себе. Она просто не может тут оставаться. Это уже не шутки. А ведь предстоит еще перелет и вся эта нервотрепка в аэропортах и переезд до Арада. Это потребует много сил, которых у Маруси сейчас нет. А посему, Саша, придется вам взять на себя хлопоты по обмену билета и всему прочему. Хорошо бы отправить вашу бабушку завтра.

– Завтра суббота, – напомнила бабушка, – не выйдет. Если только завтра ночью…

– Отлично. А до тех пор тебе придется быть дома, никуда не выходить и вести себя более чем осторожно, Марусенька. А Саша потом к тебе приедет.

– Сережа, ты не преувеличиваешь? – робко осведомилась бабушка.

– Маруся! – поморщился старый доктор.

– Ну что ж, раз ты настаиваешь… Саша, тебя не очень затруднит эта история с билетом?

– Господи, бабушка, о чем ты говоришь! Я сделаю все, что возможно. – Мне хотелось плакать.

Вскоре Инна Кирилловна с Сергеем Ипатьевичем ушли в театр, а я осталась в полной растерянности.

– Бабушка, может, я прямо сейчас поеду насчет билета?

– Нет, деточка, не стоит. В конце концов, улечу я завтра ночью или послезавтра днем, не столь уж важно, поверь мне. А сейчас мне не хотелось бы тебя отпускать. Посиди со мной.

– Бабушка, тебе плохо?

– Нет, сейчас уже нет, мне хорошо, я вот гляжу на тебя и чувствую себя счастливой.

– Бабушка, тебе, наверное, вредно много разговаривать.

– Сашенька, в моем возрасте даже просто жить вредно, – ласково улыбнулась она. – Сейчас мне нормально дышится, и слава богу. Но, похоже, придется и вправду уехать раньше, как ни жалко. Я бы с удовольствием плюнула на врачебные советы, но у меня в Араде есть действительно важные дела, которые нельзя бесконечно откладывать.

– Дела? – удивилась я. – Какие дела?

– Я должна составить завещание. Израиль довольно бюрократическое государство, и это будет не так уж просто. Ты ведь не прямая наследница по документам, к тому же гражданка другой страны. Но все это преодолимо. У меня есть молодой друг, Миша Цейтлин, он юрист, он мне поможет.