– Уже завтра не пойду на работу! – ляпнула я и тут же сообразила, что завтра с утра должна быть у бабушки. – Вернее, завтра еще пойду передавать дела… – И почему я опять соврала?

– Да? Значит, ты не такой уж ценный кадр! – засмеялся Глеб. – Я вообще не понимаю, какой из тебя бухгалтер…

– Видно, не очень хороший, – радостно согласилась я. – Глеб, ты знаешь, я хотела тебе сказать…

Но он меня не слушал.

– Сашка, как ты считаешь, в чем мне завтра пойти на интервью?

– В каком смысле?

– В прямом, в каком же еще? Что надеть?

– А это так важно?

– Конечно, важно.

– Тогда надень костюм с галстуком.

– Утром? Глупо. Тем более этот костюм я уже не могу видеть…

– Тогда надень голубой свитер, он так тебе идет…

– М-да, выбор у новой звезды невелик, – засмеялся он, но в его смехе чувствовалась горечь.

– У меня есть двести пятьдесят долларов, давай рано утром что-нибудь купим!

– Что мы купим рано утром? Бред, Сашка. Ладно, не в этом счастье… А голубой свитер чистый?

– Только вчера постирала.

– Вот и отлично. А может, лучше серый пуловер с голубой рубашкой. Все-таки уже весна…

– Можно и так. Подлецу все к лицу.

И тут вдруг опять телефон словно с цепи сорвался.

Актерская братия уже прознала. А ночное время для нее не помеха. В результате, когда мы наконец легли, я уже не стала ничего рассказывать Глебу. А просто решила привести бабушку к нему за кулисы и поставить перед свершившимся фактом. Если же не получится, расскажу завтра вечером, а в субботу она придет к нам в гости.

Утром рано Глеб умчался на встречу с журналистом или журналисткой, не знаю. А я, прибравшись, вышла из дому, чтобы ехать к бабушке. По-прежнему красные буквы на гаражах вопили: «Хочу бабу на роликах!» И солнышко пригревало. Хорошо! Я блаженно зажмурилась. Весна! Новая жизнь!

– Ой, женщина, извините, вы в этом доме живете? – спросила меня молоденькая девчушка в ярко-красной куртке, розовой юбке и розовых колготках.

– Да, а что?

– Вы не в курсе, говорят, в этом доме живет Ордынцев?

– Кто? – поперхнулась я.

– Ну, Глеб Ордынцев, артист!

– Ах, Глеб Ордынцев… Да, живет.

– А вы его знаете?

– Ну так, немного…

– А жену его знаете?

– Жену? Видела пару раз…

– Да? Говорят, она такая чувырла!

– Чувырла? – задохнулась я. – Кто вам сказал?

– Да не знаю, все говорят. В каком подъезде они живут?

– А вам зачем? – поинтересовалась я.

– Как – зачем? Я от него фанатею! Мне надо знать!

– А я вот не фанатею и ничего не знаю!

– Ну женщина, вы чего? Сами же сказали, что знаете. Ну хоть подскажите, в каком подъезде, вам жалко, что ли?

– Да зачем тебе? Будешь под дверью торчать и мешать людям жить? – не на шутку разозлилась я.

– Почему – мешать? Просто хочу посмотреть, как он живет… и все. Ну, может, смогу в магазин для него сгонять или еще что… А вы не хотите говорить, не надо. Я все равно узнаю!

Девчонка дернула плечиком и пошла прочь.

А у меня настроение испортилось безвозвратно. Я чувырла? Значит, обо мне уже судачат? Говоря, что я не пара красавцу Глебу Ордынцеву? Нет, ну надо же, какое мерзкое унизительное слово – чувырла!

– Сашенька, что с тобой? – воскликнула бабушка, едва я переступила порог квартиры на улице Вахтангова. – Что-то стряслось?

– Бабушка, мне сегодня сказали, что я чувырла.

– Чувырла? – переспросила бабушка.

– Да, именно.

Бабушка вдруг как-то молодо рассмеялась. Я в недоумении на нее уставилась. Что же тут смешного?

– Нет, Саша, ты совсем не чувырла, а разве что немножко лахудра, но в этом есть определенный шарм. И этим ты мне напоминаешь Веню.

– Разве мужчина может быть лахудрой?

– Наверное, про мужчин такого типа говорят как-то иначе, но главное, что ты меня поняла. Тебе просто надо чуточку заняться собой, да мы уже и встали на этот путь. Скоро явится Верочка. Кстати, я видела вчера твоего мужа. Он и вправду фантастически хорош. Эти глаза… Дивные волосы… Наверное, мягкие?