Вдали мерцает воздуха вуаль
На горизонт накручиваясь вяло,
Земля кругла, но матушка сказала:
– Отсель уйдя, воротишься едва ль.
Осенний свет, створоженный в туман,
Течет с полей и копится в оврагах.
Судьба шуршит серебряной бумагой,
А развернешь – насмешка и обман.
Так мир велик, и так безмерно мал
В своей любви к нему гидроцефал.
Беспечный едок
Поднимались до края отвесной скалы,
Хлопья пены роняя, крутые валы,
И пытались, от ярости злы и белы,
Сбить оковы скалы, ненавистной скалы.
Разбивались они и позорно брели,
Собирались от скал в безопасной дали,
И зверея, с собой кашалотов вели
И толкали на твердь, и кричали: Вали!
Обрывая попутно рули кораблям.
А потом я услышал негромкое – Блям!
И стакан, где плескался отчаянно чай,
Раскололся. Его я толкнул невзначай…
Искушение святого А
Вся жизнь – борьба с самим собою
На территории врага.
Глаза открыл – готовься к бою,
Уже нацелены рога.
Уже гремят его копыта,
Уже ощерены клыки.
Не мир, а камера для пыток,
Сплошные колья да крюки.
Сплошные надолбы да цепи.
Кругом то яма, то ухаб.
То зубом он тебя зацепит.
А то штаны когтями – хап!
Вот так весь день и бьешься насмерть
За право быть самим собой,
Пока, вспотев, не схватишь насморк,
И не скомандуешь: Отбой!
Отбой. И тает вражья стая.
И ты идешь и варишь чай.
И мирно шепчешь, засыпая:
До завтра, дьявол. Не скучай.
Аргонавты, отплытие
Алый вечер, алый вечер, черный бриг.
Крики чаек, ветер с юга, теплый бриз.
Небо мокнет в море краем облаков.
Путь неблизок, мы плывем без дураков.
Брызги пены, скрипы талей на ветру.
Чем-то встретит нас стихия по утру?
Чем-то встретит, не горюй, моя душа,
Ты дыши, пока погода хороша.
Наберись, душа, терпенья, все равно
Никуда от нас не денется Руно,
Если свыше нам даровано оно,
То и ветру быть попутным суждено.
Море дремлет, мысли шествуют тихи,
Так и просится стихия на стихи,
Так и лепится конфетой на язык:
Крики чаек, алый вечер, черный бриг…
Узник замка Фи
Чугунное ядро здравого смысла,
Короткая молитва тюремного капеллана,
И вот, зашитый в кожаный мешок тела,
Лечу со стен вечности в океан жизни.
Бездна желаний во тьме невежества,
лезвием мысли вспарываю оболочку времени,
И, на последнем дыхании, выскальзываю
Из душных объятий стихии.
Между небом и землей, отдыхающей чайкой,
Праздную свободу и не могу надышаться.
Эй, на фелуге, захватите несчастного!
С замка палят из пушек, побег обнаружен.
Поздно, меня ждут сокровища. Кто я?
Друг мой, я и сам бы хотел это знать.
Аскет
Проходя мимо него,
Мы особенно бодро поем свои гимны
И гудим в свои трубы.
Мы не настолько глупы, чтобы пытаться обмануть его
Своим беспечным видом.
Просто нам надо заглушить в себе желание
Кинуться на него,
И топтать… топтать… топтать…
Пока он не обретет того,
К чему так стремится —
Свободу.
Ой, ой горячий суп…
Я гляжу, а за окном осень,
На деревьях ни листка нету.
Я печальный и больной очень
И, наверное, умру к лету.
И по-прежнему зима будет,
Жизнь по-прежнему пойдет тупо,
Не жалейте вы меня, люди,
Я вас тоже не жалел, глупых.
И чего нам всем делить вроде,
Но срываются на крик дяди,
Отчего это у них в роде
Вдруг паршивая овца в стаде?
И печально оттого очень,
Что покину этот мир в ссоре.
Я смотрю, а за окном осень.
Very well, друзья, но I am sorry.
Предчувствие гражданской возни
Жизнь с тех пор, как ты из жизни этой
В мир иной сошел, не изменилась,
Нынче снег, а скоро будет лето,
После засух – снова грязь да сырость.
Ты ушел, а мы толпой зависли
На идеях, круче, чем на проме.
Тате грустно, всяческие мысли
Посещают Тату, нужных кроме.
В остальном, по-прежнему. В морали
Все блюдем, совсем изблюдовались.
Так-то славно, кто кого марали,
Те же в том и сами замарались.