Николай Александрович открыл глаза. Медленно. С трудом. Буквально продвигаясь по миллиметру и страдая от солнечного света, что норовил поиздеваться над роговой оболочкой. Поморщился. И попытался рукой прикрыть глаза от света. Получалось не очень, так как рука очень плохо слушалась.

– Ох ты боже мой! – воскликнул рядом женский голос и послышались быстро удаляющиеся шаги.

Но ненадолго. Император еще не успел окончательно «продрать глаза», как в помещение зашло несколько человек и начали его шевелить да иным образом осматривать. Даже в глаза каким-то фонариком посветили, спровоцировав немного мата хриплым шепотом.

– Прекрасно! Просто прекрасно! – выдал незнакомый врач.


– Что прекрасно? – тихо, с трудом произнося слова, поинтересовался Николай Александрович.

– Все реакции в порядке.

– А не должны? Что со мной?

Врач немного помедлил, но все же начал говорить:

– Трещина в черепе. Пуля по касательной ударила, сорвала кожу и повредила кость. Мы боялись, что это может вызвать неприятности. Но, видимо, обошлось. По крайней мере, в первом приближении.

– Трещина… – прошептал Николай, пытаясь осознать услышанное.

– Строго говоря – линейный перелом, – поправился врач.

– Что еще? Меня ведь несколько раз ранило.

– Так и есть. Пулевое ранение в левое плечо. Пуля прошла навылет. Крупные сосуды и кости не повреждены. Опаснее ранение в ногу. Пришлось проводить операцию. Слегка повреждена кость. Трещина. Сосуды не повреждены. В целом вам очень повезло, Ваше Императорское Величество.

– Только три ранения? Я думал, их больше.

– Было бы больше, – произнес стоящий рядом офицер лейб-конвоя. – Но мы не дали снайперам стрелять, подавив огнем их позицию и вынудив спасаться бегством.

– Их задержали?

– Убили. К сожалению. И тела их оказались обезображены. Они спасались бегством на грузовике. Один нападающий выпал из авто на камни и совершенно изуродовал лицо. Второй и третий – обгорели в грузовике до неузнаваемости.


– Ясно… – нахмурился Император. – Документов и каких-либо иных способов их опознать нет?

– Никак нет.

– Потери?

– Шесть бойцов лейб-конвоя мертвы, трое получили раны, в том числе один тяжелый. Преступники отстреливались из ручных пулеметов.

– Выросли… выросли наши супостаты, – грустно усмехнувшись и поморщившись, произнес Император, вспоминая, что когда-то эти ребята бегали с кофрами, набитыми нитроглицерином. – Кто-нибудь взял на себя ответственность за покушение?

– Война, Ваше Императорское Величество, – мрачно произнес офицер лейб-конвоя.

– Война?

– Через три часа после покушения на вас войска Альянса напали на пограничные заставы. Уже сутки как идут бои. Мы полагаем, что покушение проводилось спецслужбами Альянса, предваряя нападение.

– Значит, Генрих решился… хреново… кто может доложить обстановку?

– Через час здесь будет офицер Главного штаба. Я взял на себя смелость его вызвать сразу, как узнал о вашем возвращении в сознание.

– В газетах что-то обо мне писали?

– Никак нет.

– Журналисты уже в курсе?

– Неизвестно…

Сильно утомлять беседой Императора не стали, позволив немного прийти в себя и перевести дух. Тем более что врач именно этого и требовал. Поэтому Николай Александрович уже минут через тридцать после прихода в себя задремал. И проснулся только вечером. Прибывший офицер Главного штаба не решился его будить и тихонечко сидел в приемной, ожидая возможности доложиться.

– Рассказывай, – произнес Император, заметив на пороге представителя Главного штаба, которого после пробуждения сразу принялись перевязывать. И, чтобы не тратить время зря, он велел пригласить офицера.

– Альянс, без объявления войны, начал боевые действия через три часа после покушения на вас, – произнес он, входя и прикрывая за собой дверь.