– Нет, не было. Но, отвечая на твой вопрос: дела у нас никак. Так что доктор Дженкенс никакой не гений, обычный врач. Как и все развел руками, сказав, что он бессилен, – я опустила глаза в пол. Ни к чему ей знать причины нашего недуга…

– Знаешь, у моей троюродной сестры ведь тоже были проблемы. И она обратилась к одному очень хорошему репродуктологу, могу узнать у нее контакты? Чем черт не шутит, может, он и вам поможет, – Лин осторожно подняла мое лицо, оторвав от разглядывания паркета, и улыбнулась.

– Да нет, не стоит. Мы просто забили и все, – я улыбнулась своей подруге, надеясь, что она не будет продолжать эту тему. Не на ту напала.

– Хлоя, я знаю, что ты отъявленный фаталист, но, если не искать пути, проблема сама по себе не решится. Ты ведь станешь прекрасной матерью, я уверена, дети в тебе души не чают. Давай я прямо сейчас позвоню сестре, а там уже сама решай?

– Лин, спасибо, не нужно. Я правда все это отпустила. Не всем же в этом мире суждено нянчить детишек. Если мне захочется поиграть в дочки—матери, у меня всегда есть вы, – тихо пробормотала я, надеясь, что парни, увлеченные матчем по телевизору, нас не слышат.

– Да брось. Да, порой я жалею, что на меня дети свалились тогда, когда я этого вообще не планировала… Но теперь я вообще не представляю, как жила без Бекки и Джо раньше. И никакие племянники, крестники, и даже дети самых лучших друзей, которые растут на твоих глазах, этого не заменят, – сказав это словно тост, Лин чокнулась со мной бокалом.

– Я много думала об этом. И, может быть, моя цель в жизни – стать кем—то другим, найти себя в другой области? Люди живут и без детей и прекрасно себя чувствуют.

– Только не говори, что Ник с этой точкой зрения согласен, – закатив глаза, прошептала Лин.

– Ты моя подруга или мать—настоятельница? Давай уже оставим эту тему. Мы с Ником достаточно взрослые, чтобы самим во всем разобраться, – а, точнее, уже разобрались. И теперь, мне кажется, я еще больше уверилась в правильности своего решения.

Трудно было сказать, что на это повлияло. То ли примирение с той мыслью, что родителями нам никогда не стать, то ли четкое осознание того, что в конечном итоге это стремление отчасти было вызвано желанием поспеть за общепринятыми устоями, то ли что—то еще. Я вдруг осознала, что по факту никогда не делала целью своей жизни раз и навсегда лишиться своей свободы, став единственным шансом выжить для маленького человека. То есть я, конечно, была готова помочь тем, кто во мне нуждается, но во мне укоренилось понимание, что мне не дать даже и половины той мудрости, что передали мне мои родители. Сейчас мне уже больше лет, чем им, когда мой старший брат появился на свет, но какое—то странное ощущение того, что я еще не созрела, что я недостаточно хороша для роли матери, не давало покоя. Словно все мои стремления и спешка были построены только на ожиданиях общества, желании соответствовать общепринятым нормам и быть, как все. Быть может, все эти оправдания – всего лишь мои попытки справиться с утратой надежды, но, по крайней мере, так было гораздо проще.

Лин с Майком уехали ближе к полуночи, и, несмотря на то, что вечер прошел прекрасно, остался какой—то осадок на душе. Я как—то упустила тот момент, когда обычная рутина мне постыла. Мне было грех жаловаться, у нас было все: семья, друзья, карьера, дом, деньги. Но почему—то все стало казаться таким мелким, убогим… Раньше у меня даже сомнений не возникало, что, зная, что жизнь так хрупка и недолговечна, я не трачу время впустую, беру все от момента. Но теперь мой прежний образ жизни стал мне противен, будто постоянно напоминая, что каждая секунда ускользает как песок сквозь пальцы. И этот разговор о таких обыденных вещах с Лин и Майком снова вернул меня в реальность.