Мы явно переоценили свои возможности – от такой грубости накала страстей нас и на десять минут не хватило.

– Это путешествие уже становится одним из самых крутых в моей жизни, – просмеялся Ник, вытираясь полотенцем после душа.

– То ли еще будет, – сладострастно промурлыкала я, нарочито медленно надевая белье.

– Хлоя, или ты завязываешь со своими фокусами, или мы опоздаем на рейс, и я не выпущу тебя из спальни все четырнадцать дней поездки в страну твоей мечты.

– Мне и на кухне было волшебно, – просмеялась я и, увидев в его глазах разгорающиеся огоньки, продолжила. – Все, все, таксист заждался, идем.

Глава 7

– Николас, хватит рыбу вялить, что они сказали? – мое нетерпение от полного непонимания, что там лопочут наши потенциальные гиды на испанском диалекте, неслабо выводило из себя.

– Они говорят, что мы выбрали не самый лучший сезон для сплава – сезон дождей только закончился, река полноводна, и пороги, которые в подходящий сезон хоть и опасны, но хорошо видны, сейчас превратились… как это правильно сказать… в мясорубку или вроде того, – озадаченно перевел мне Ник.

Откуда мой муж так блестяще владеет испанским? Очень долго он рассказывал мне сказки про няню—мексиканку, но при продаже его квартиры, которой он совершенно не хотел заниматься, я нашла коробку с его фотографиями времен разгульной жизни в колледже… Кто вообще печатает фотографии в наше—то время? Ну так няня оказалась как минимум лет на двадцать моложе положенных и явно питала слабость к высоким мощным голубоглазым красавчикам, коим являлся мой благоверный. Так я узнала о большой любви моего Николаса и Марьян, закончившейся тем, что ей наскучила его обходительность, и она переключилась на его друга – самопровозглашенного Казанову и красавчика темнокожего Майка. Спустя годы друзья закопали топор войны, а "няня" исчезла из жизни их обоих навсегда. Поначалу я, конечно, злилась, что он сразу не рассказал мне правду, какое—то время даже боялась, что горячая красотка Марьян с волосами цвета воронова крыла может снова всплыть на горизонте и пробудить студенческую любовь, но ведь каждый имеет право на прошлое. Мы не можем его изменить и не должны шарахаться от призраков былого… Важно лишь то, что в итоге нас связало что—то гораздо большое, чем когда—либо было у нас обоих.

– И ты надеешься, что я откажусь от этой затеи, пролетев тысячи миль? – я не была намерена отступать.

– Хлоя, ты меня вообще слушала? Это о—п—а—с—н—о, – Ник отчитывал меня, как суровый родитель зарвавшуюся школьницу.

– Да брось, они ходят по этим порогам всю свою жизнь и знают их лучше, чем свору своих детей. Я уверена, что им даже глаза завяжи – они найдут дорогу в самом бурном потоке вслепую, – ставлю сотню на то, что, если бы сейчас создатели кота из «Шрека» увидели бы мои глаза, они бы заплатили любые деньги, чтобы сделать меня его прототипом.

– Ааааа, черт подери, я женился на самой безумной женщине на всем белом свете, – вздохнул Ник и начал что—то бурно обсуждать с чилийцами. – Они хотят еще двести баксов сверху за риск.

– Пффф, всего—то? Пусть пакуют чемоданы, – с задором выкрикнула я.

Так началось наше невероятное приключение. Потрясающая природа, утопающая в зелени, отвесные скалы, поражающие своей бирюзой воды реки Бейкер… Если вообще возможно испытать эстетический оргазм – то это был он. Наши гиды действительно знали реку как свои пять пальцев, пороги мы проходили на раз—два. В последнюю ночь нашего сплава, наевшись до отвала свежепойманной рыбы, название которой запоминать мне было просто лень, мы задержались у костра, пока чилийцы отправились спать. Кажется, я никогда не видела такого звездного неба… Я чувствовала себя так, будто мы одни во Вселенной, словно все эти звезды, шум реки, пение неведомых ночных птиц, все это – только для нас двоих. В такие моменты я будто чувствовала себя частью этого мира: не было и толики страха, что, укладываясь спать, я наткнусь на кого—то ползущего и пресмыкающегося, да даже если бы пума, действительно обитающая в этих краях, залезла к нам на ночлег – я была бы ей рада и приняла как котенка. Мы – часть этой природы и никогда не имели права называть себя венцом творения. Все эти горы, реки, нетронутые человеком леса, умопомрачительное небо… Вселяли в меня веру в лучшее будущее для каждой твари, даже с какой—то насмешкой намекали на нашу малую значимость для мира на нашем коротком веку…