С четвертой попытки топорик надежно зацепился за бетонную ограду. Канат был холодный и противно липкий. Я полез вверх. В три часа ночи. В темень. На четвертом этаже. По голой стене! Ну, разве не дурак?

Перевалился через бортик ограждения и долго не мог отдышаться. Вот тебе мягкий диван, вот тебе коньяк и толстый живот! Получай!

Отдышался. Огляделся. Ничего не видно. Почему же я не взял фонарик? Не дай бог об этой истории узнает Виньета! О том, как ее бывший шеф поперся ночью на крышу без фонаря искать голую девку.

Решил ползти. Боялся свалиться с крыши через низкое ограждение. Не могли его повыше сделать! Совсем никакой заботы о людях, гуляющих ночью по скользким крышам!

Первую шишку я набил, наткнувшись на кирпичную трубу вентиляции. Потом чуть не выколол глаз, напоровшись на сломанную телеантенну.

Вторая шишка вскочила, когда я головой определил край ограждения. Сел на теплую коробку вентиляции согреться и подсчитать потери. Опухший глаз, две шишки и протертый до дыр на коленях и локтях праздничный костюм. Единственный и очень дорогой!

Какого черта я не переоделся в лыжный? В нем и теплее, и лазить удобнее.

Пополз дальше. Сверху начал сыпать легкий снежок. Он забелил черную крышу и стало светлее.

Впереди показалась пристройка с дверью. Выход в соседний подъезд. Я открыл дверь и всунул внутрь голову. Зачем, спрашивается? Неужели у меня не нашлось всунуть внутрь ничего более бесполезного?

Удар, конечно же, пришелся по ней. Моей тыкве, балде, кочану. Разрешаю называть это безмозглое приспособление для чавканья, как угодно, но только не головой. Головой люди думают. А такие, как я, суют ее туда, куда собака даже хвост постесняется сунуть! А я сунул. И получил такой удар совковой лопатой в правое ухо, что раздавшемуся звону позавидуют даже трамваи.

Звон продолжался, даже когда я очнулся. И первая моя мысль была как раз о трамвае. Я подумал, что теперь смогу наниматься на работу звонком и бегать впереди трамваев.

– Вам не очень больно?

Я сразу узнал голос Лизы.

– Что ты, деточка, конечно, нет! Огромное спасибо тебе, что ударила в другое место. По затылку второго удара я бы не выдержал.

– Простите. Я же не знала, что это опять вы!

Я лежал в пристройке на крыше. И, видимо, долго, так как уже взошла луна и светила прямо в открытую дверь. Меня трясло от холода. Хорошо, что я валялся не на бетоне, а на досках. Иначе бы – верное воспаление легких. Рядом со мной раздался стон. Молодой смуглый парень лежал рядом на боку и бредил.

– Кто это?

– Это мой… знакомый. Пат Лубак. Это значит – Зеленый Змей. Он индеец.

Значит, она – его невеста. Ишь, как зарделась!

Почти час мы с Лизой переносили ее жениха с крыши в мою квартиру. У него было ранение в спину.

Я тут же позвонил своему другу. Он хоть сам ветеринар, но его сын Сашка заканчивает человеческий медицинский институт. Учится на хирургическом отделении.

– Толик, это я, Роберт.

– Слушай, мужик, какой к черту Роберт в четыре утра после праздника?

– Ну, Толик, просыпайся быстрее. Это я, Клюев. Вспомнил?

– Ты что, недопил или наоборот? Ты, Роб, на часы глянь!

– Толик, да ты мне не нужен.

– А какого хрена тогда звонишь?

– Ты скажи только, сын твой дома?

– Конечно! Тоже спит. Как и все. И жена спит. И теща. Мать ее.

– Ну, ладно. Не ругайся. Дай трубку сыну.

– Слушай, Роб, может, лучше с тещей поговоришь? Мне будет приятней! А то храпит, как лошадь!

– Нет, дай трубку сыну. – На том конце послышался печальный вздох. А потом испуганный шепот Сашки.

– Дядя Роб! Что с вами опять случилось? – Были у меня с Сашкой раньше дела. Не одну дырку он мне зашил.