– Будете жаловаться мужу? – ехидно поинтересовался я.

Ее светлость смотрела на меня глазами затравленной лани. Потом, потрогав щеку, сказала:

– Синяк останется…

– Разрешите, я посмотрю.

С ловкостью бывалого коновала, я повернул пострадавшую щеку к солнцу и, осмотрев ее, высказал профессиональное мнение:

– Маленький такой, синячок… Но это – исправимо…

Опустившись на колени перед дамой, я нежно поцеловал герцогиню в «увечную» щечку и, как-то случайно нашел ее губы… Они были податливы, чего нельзя сказать о кожаных штанах, не желавших слезать со светлейшей попы… Казалось, в герцогине проснулся настоящий черт. Вскоре я уже не понимал – то ли я обладаю женщиной, то ли имеют меня самого.

– Я и не знала, что такое возможно, – застенчиво проговорила ее светлость, внимательно рассматривая штаны. – И как я них влезу?

Было не очень понятно, что имела в виду герцогиня. Наше ли «деяние» или снятые штаны. Я попытался помочь, но – тщетно…

– Сумел снять – сумей надеть обратно! – приказала ее светлость.

– А как вы в них влезаете? – сумрачно поинтересовался я, пытаясь втиснуть изящные ножки в узкие штанины.

– Надеваю сырыми, а после охоты сажусь в ванну! – сердито объяснила герцогиня, сдерживая слезы. – Ну так что, прикажете возвращаться в замок с голой задницей?

Я бы не возражал. Но муж не поймет… К счастью, неподалеку отыскалась лужица. Но не обошлось без потерь, потому что один из швов все-таки лопнул.

– Ладно, – критически буркнула светлость. – Сойдет…

Когда мы возвращались, герцогиня в задумчивости изрекла:

– Сегодня супруг должен посетить мою спальню. Интересно, как оно будет?

Вышло неплохо. На охи герцога и вопли герцогини, доносившиеся из-за дверей, сбежался весь замок – решили, что кому-то из господ плохо.

На следующий день герцог настолько устал, что не сумел покинуть супружеское ложе. Герцогиня, счастливая и беззаботная, как бабочка, отправилась на охоту вместе со мной…

Наши выезды продолжались несколько недель. Портные сшили для Ее Светлости новые штаны, с которыми не было трудностей ни при снимании, ни при одевании.

Мне бы радоваться, но близость начала утомлять. В придачу к необузданности (это-то еще терпеть можно!), женщине были нужны острые ощущения, потому что иначе она не возбуждалась. Лилиана-Августа несчетное число раз стреляла в меня из арбалета, пыталась продырявить копьем, норовила столкнуть в волчью яму. Однажды пришлось уступить и позволить поранить себя рогатиной. Рана была глубокая, но неопасная. Впрочем, худа без добра не бывает. Дырявый камзол и окровавленная повязка, сослужила мне хорошую службу. Дворня, удивлявшаяся тому, что герцогиня привозит с охоты дичь все реже и реже, уже начинала нехорошо шушукаться. Герцог, до которого слухи не могли не дойти, увидев повязку, остался доволен.

В последнее время его светлость передвигался по коридору, держась за стенку. Возможно, мешали ветвистые рога или сказалась усталость от любовных утех …

При очередной нашей встрече в кабинете, Его Светлость довольно хохотнул, ткнув пальцем в заштопанную дыру на моем платье:

– Ну, что я тебе говорил?! Наверное, вместо зверей, ее светлость охотится на телохранителя? Ничего, ты у меня молодец. Другого она бы уже убила, – утешил меня герцог, по-отечески похлопав по плечу. Всему на свете, как известно, приходит конец.

Во время очередной «охоты», когда я подумывал – а не поменять ли мне пост телохранителя на почетную должность убийцы, Лилиана-Августа-Фредерика-Азалия погладила свой живот и объявила:

– Я беременна!

– Поздравляю вас, ваша светлость! – глупо улыбнулся я, не особо вдаваясь в смысл сказанного.