Исцеляя, Он говорит: «Вера твоя спасла тебя!» Иисус не приписывает себе никаких заслуг в победе над болезнями – человек и только человек может себя спасти. И если обретший разум бесноватый не будет жить праведной жизнью – болезнь вернется с удвоенной силой.
Иисус пришел в этот мир не для того, излечить всех больных, накормить всех голодных и сделать счастливыми несчастных. Нет! Он пришел указать путь к Богу! Путь простой и короткий, понятный каждому. Он дал 10 заповедей Божьих вместо множества предписаний, которые едва ли возможно соблюсти правоверному иудею при всем желании; вместо научных трактатов богословов, которые обычному человеку постигнуть невозможно Он принес в мир краткие, как все гениальное, правила, смысл которых в состоянии постигнуть ребенок. Бог стал близок и понятен каждому. Он уже не далекий и недосягаемый, но близкий и родной, и может жить в сердце каждого.
Однако из цепочки «человек – Бог» выпали посредники – целая часть народа, столетиями занимавшая привилегированное положение: книжники, различные толкователи законов, священнослужители… Терять власть, пусть даже самую маленькую, не желал никто.
Еще один ненужный пророк
Однажды к Пилату явился первосвященник Каиафа. Он был частым гостем прокуратора, и, можно сказать, – поневоле желанным. Каиафа знал местные традиции, обычаи, непостижимые для Пилата, – даже по прошествии нескольких лет пребывания в Иудее. В общем, он предупреждал Пилата, когда распоряжения того находились в противоречии с местными обычаями и законами.
Римлянин нехотя раздваивался, когда принимал скользкого как угорь священнослужителя: с одной стороны, он с трудом терпел его хитрые глаза, мягкую обволакивающую речь и умение всегда добиваться желаемого, в том числе, от него – прокуратора Иудеи; с другой стороны, Пилат часто пользовался его советами.
– Понимаешь ли, прокуратор, что значит для нас суббота? – задал вопрос Каиафа.
– О да. В субботу нельзя ничего делать, – Пилат с удовольствием обнаружил знания местных обычаев. – Даже если ягненок или человек упадут в колодец – их вытаскивать полагается только на следующий день.
– Так было тысячу лет и на том стоит Иудея, – согласно закивал первосвященник и рассказал один из случаев, чтобы подчеркнуть силу традиции. – Во время Маккавейской войны в субботу отряд воинов не бросил ни единого камня во врага, не выпустил ни одной стрелы. Они были истреблены без сопротивления, но не нарушили закон.
– Это уж как‑то слишком…
– Неужели у вас в Риме приветствуют тех, кто нарушает традицию?
– Традиция иногда бывает слишком древней. Приходится менять и обычаи, когда они мешают движению вперед, – Пилат почему‑то вспомнил закон о роскоши, принятый в консульские времена, который позволял семье иметь только определенное количество изделий из золота и серебра. «С этим законом ныне было б тоскливо жить многим римлянам», – подумал он.
– Неужели в Риме не будут порицать тех, кто перестает уважать отцов, кто пренебрегает мнением старших? Разве не выслушивается в вашем сенате в первую очередь мнение принцепса – старейшего из сенаторов?
– Все правильно, – согласился на всякий случай Пилат, чтобы случайно не обидеть гостя. Хотя он не мог уловить связь между субботой и принцепсом. Он вообще не мог понять, что нужно первосвященнику. Нравоучительная речь иудея начинала раздражать, и хуже всего, что это раздражение приходилось скрывать ему – римскому прокуратору.
– Я хотел показать тебе, прокуратор, что суббота для нашего народа больше, чем закон и традиция – это образ жизни. Суббота для иудеев – это как часть тела для человека. Ведь неудобно существовать без руки или ноги?