А здесь, в стране Дня, солнце язвит и жжет глаза, здесь невозможно поднять голову. Даже местные уроженцы, привычные к палящему светилу, не выглядывают из-под шляпы, вот Таклан, например. Здесь не могли появиться воины и правители, способные поднять голову от земли, способные глядеть в небо. Интересно, какое оно, небо Дня? Чаглави, скорей всего, никогда не узнает, какого цвета здешние небеса. Кажется, он накрыт полированной белой чашей, со всех сторон – слепящая белизна. Вероятно, и небосвод здесь такой же, белый, гладкий, скучный. Под пение старика Дневного и мерный перестук окатышей в ступицах юноша заснул.

– А? Что?

Чаглави проснулся после того, как Свифт что-то произнес вслух, но слов Ночной не расслышал. Спросонок юноша поднял голову, но тут же был вынужден укрыться под шляпой.

– Я говорю, выезжаем на равнину. Что, яркий свет?

– Да я спал. – Чаглави усиленно тер кулаками глаза.

– Ничего, привыкнешь. К тому же это только здесь, у подножия великих гор.

Солнечные лучи отражались от вертикальной стены, которая во многих местах блестела, как зеркало из полированной меди. Здесь все было сверкающим, источающим жгучую белизну. Мало-помалу глаза Чаглави приспособились к сиянию Дня. Он начал осторожно оглядываться из-под шляпы. По левую руку от накатанной дороги, по которой катилась повозка, показались строения, над которыми поднимался густой дым. До них было очень далеко, к тому же раскаленный воздух дрожал над выжженной землей, очертания удаленных предметов плыли и раскачивались.

Юноша заинтересовался источающими дым зданиями, но спрашивать он не решился. Хотя Свифт как будто не скрывает от Таклана, что спутник – Ночной, но на всякий случай лучше самому не выказывать собственного незнания. Мало ли, а вдруг для Дневных эти сооружения – никакая не тайна, а самая что ни есть повседневная обыденность?

Но вскоре Таклан прикрикнул на тарвулов и ткнул в тяжелые туши палкой. Животные послушно свернули, и телега покатилась к далеким дымам.

– Смотри, – принялся рассказывать Свифт, – об этом многие говорят, но далеко не каждому доводилось видеть собственными глазами. Когда Древние, то есть мои предки, сошли с неба в великих горах, здесь началось извержение вулкана. Камень плавился и стекал в долину, как водопад. Поэтому здесь много гладких участков. Со временем, говорят, под действием ветра поверхность скал станет матовой, шероховатой, но пока камень держится… Во многих местах внутри лавы вздувались пузыри, да так и застыли, когда раскаленная масса сползала по отвесному склону.

Чаглави попытался поглядеть на стену, чтобы увидеть пузыри, однако сияние было невыносимым, юноша снова опустил глаза. Колдун продолжал:

– Кое-где наружная пленка застывшей лавы осыпалась, и обнажились вогнутые сферические зеркала. Они направляют концентрированный свет…

– А что такое концентрированный?

– Ну… скажем, сгущенный, собранный в плотный пучок. Так понятно? Пучки света из этих зеркал попадают в определенные места на равнине. Там песок и камни разогреваются, как в печи. По мере того как солнце движется в небе, эти пучки света скользят по земле. Иногда несколько таких лучей сходятся вместе, в одной точке. Там становится так горячо, что можно плавить медь.

– Магия света! – догадался Ночной.

– Да, свет обладает магией, – кивнул колдун. – Мы умеем улавливать солнечную магию при помощи волшебных приспособлений, которые называются солнечными батареями. Но их было слишком мало в звездном челне, который доставил предков сюда. Они старые, часто ломаются, поэтому мы теперь больше пользуемся ветряками. Мы умеем работать с магическими артефактами древних, но воссоздать их собственными силами удается очень редко. Тогда мы изобретаем собственную магию – ветряки, например. Ты их видел. Ветра вокруг Длинной долины всегда в избытке. Эта сторона раскаляется днем, отсюда дует ветер, в каньоне он оказывается сжат скалами – ты сам ощутил, какими могучими становятся порывы… Но вернемся к плавильням. Таклан, мы ведь увидим их поближе?