Когда мы втроем вошли, все кровати были уже заняты. На одной сидел чернобородый мужчина в тяжелом шерстяном одеянии путешественника, сразу бросались в глаза его оливкового цвета кожа и крючковатый нос. На других сидели мальчики в возрасте от пяти до двенадцати лет, у всех у них были на лодыжках железные браслеты, скованные одной цепью. Я обратил внимание на яркую одежду и мрачный вид ребятишек.

– Foedissimus Syrus, apage te![56] – заворчал на чернобородого мужчину Пациус. – Abi[57], ты, сирийская свинья! Забирай этих плохо воспитанных детей и тащи их в другую комнату, к остальным. И сам ступай с ними. У нас гости, которые достойны отдельной комнаты, они не собираются делить ее с грязным работорговцем и его кастратами-рабами.

Сириец, чье имя, как я позже узнал, было Бар Нар Натквин, каким-то образом умудрился улыбнуться одновременно заискивающе и презрительно. Он произнес на латыни, с явным греческим акцентом:

– Спешу подчиниться, центурион. Могу я попросить разрешения у центуриона выкупать моих молодых подопечных, прежде чем отвести их спать? Уж не откажите мне в любезности, центурион!

– Ты прекрасно знаешь, что я не центурион римской армии, льстивая гадина. Можешь бросить свое мерзкое отродье хоть в уборную, какое мне дело. Apage te![58]

Мальчики прятали веселые улыбки, слыша, как оскорбляют их хозяина, даже несмотря на то, что эти оскорбления затрагивали и их тоже. Стоило ребятишкам заулыбаться, и я смог разглядеть, что они все были чрезвычайно хорошенькими. Когда сириец выгнал их за дверь, Пациус сказал:

– Этот елейный сводник Натквин содержит свой товар таким чистым, сладким и аппетитным, насколько это вообще возможно. Он даже попытался продать мне одного харизматика. Однако клянусь, что сам варвар никогда в своей жизни не мылся. Виридус, просто брось свои вещи, и пусть твой плохо воспитанный мальчишка разложит их как надо, пока ты пойдешь со мной к…

– Во имя всех молний Тора! – оборвал его Вайрд. – Ты не можешь приказывать нам точно так же, как сирийцу и рабам. Торн – мой ученик, и заметь: он обучается ремеслу не у кого-нибудь, а у самого fráuja Вайрда – магистра Виридуса, если хочешь. И что бы там ни сообщил мне легат, я настаиваю, чтобы Торн тоже это узнал. Мы вместе пойдем повидать Калидия.

– Heu me miserum![59] – ответил signifer, в раздражении всплеснув руками.

Итак, я привязал моего juika-bloth к каркасу кровати, и мы с Вайрдом снова последовали за Пациусом. На этот раз он повел нас вдоль via praetorian[60], которую пересекала другая большая улица, via principalis[61]. В дальнем конце ее располагался praetorium – резиденция легата, его семейства и свиты. Поскольку Пациус шел впереди нас быстрым шагом, я спросил у Вайрда, понизив голос:

– Скажи мне, fráuja, кто такие харизматики?

– Ну, это те мальчики, которых мы только что видели. – Он резко ткнул большим пальцем назад через плечо.

– Да, но почему их так называют?

Вайрд изумленно посмотрел на меня:

– Неужели ты не знаешь?

– Откуда я могу знать? Я никогда не слышал этого слова прежде.

– Оно происходит от греческого khárismata[62], – пояснил старик, все еще посматривая на меня вопросительно. – А ты знаешь, кто такие евнухи?

– Я слышал разговоры о них, но еще не встречал ни одного.

Похоже, Вайрд окончательно смутился.

– Древние греки именовали «харизмой» особый талант, которым обладает человек. В современном языке слово «харизматик» обозначает определенный тип евнуха, самый совершенный и дорогой.

– Но я думал, что евнух… это… ну, ничто, кастрат. Какие же тут могут существовать разновидности, да еще и дорогие?