Девушка оказалась легкой как пушинка, а еще теплой, и какой-то, словно мягкой. Она в шоке моргнула, подняв на него глаза и пытаясь понять что происходит. Ровно, как и сам Александр Валентинович.

Он держал ее на руках, и ему совершенно не хотелось отпускать ее. Где это видано, что врач пациенток на руках носит?

— Все юная леди, у вас постельный режим! — тихо произнес он, сглатывая ком в горле.

— Где моя девочка? — она смотрел не него своими огромными грустными глазами, и Саша понял, почему Андрей прозвал ее «Бэмби». Саша мужественно молчал, стараясь не поддаваться обаянию этих глаз. — Пожалуйста!

Ее тихий жалобный голос, словно стрела, вонзился в сердце добросердечного хирурга.

— Дима, где она? — поднял взгляд на друга.

— В детском, под кислородом лежит! — спокойно ответил неонатолог.

Девушка тут же напряглась.

— Что? Почему?

Саша как был, так и пошел с девушкой на руках в детское отделение, где лежали младенцы.

— Ничего страшного, новорождённых малышей после сложных кесарево кладут под кислород, это стандартная процедура, — спокойно объяснял он девушке.

Медперсонал в шоке смотрел на то, как Александр Валентинович Баринов нес на руках пациентку, которой оплатил VIP-палату, а за ним следовали двое его коллег и лучших друзей.

— Ты понимаешь, что теперь начнется? — шепнул Андрей Диме.

— Бабы теперь ему все кости перемоют!

— Неужели он и правда….

— Чшшшш…. Не спугни! Бэмби очень пугливые создания, — усмехнулся Дмитрий.

4. Часть 4

Дежурная медсестра, что работала в детском отделении, в шоке выронила папку из рук, когда мимо ее поста с пациенткой на руках прошел Александр Валентинович Баринов, а следом за ним, словно два телохранителя шли Андрей Викторович Конанов, и ее, медсестры, непосредственный начальник, Дмитрий Николаевич Беркут.

— Ира, — Дмитрий Николаевич, показал девушке знак, чтоб та закрыла рот, что до сих пор был открыт.

Девушка опомнилась и тут же его захлопнув, просеменила следом за странной процессией. Её даже не удивило, что в дверях отделения начали толпиться другие сотрудники. Женщины народ любопытный, а тут такое.

— Где она? — Шура взглянул на Диму.

Мужчина кивнул на один из боксов, где под прозрачной крышкой спокойно спала маленькая Машенька.

— Вот твоя девочка, видишь, все с ней в порядке! — Шура подошел к боксу, продолжая держать девушку на руках.

Дима подошел к ним и, взяв карту, что крепилась на стойке, просмотрел показания.

— Что с ней? — Настя смотрела на Дмитрия, словно от него зависела ее жизнь.

— Все с ней в порядке! — протянул он, смотря в карту. — Нет никаких поводов устраивать истерики.

Девушка виновато опустила глаза. Интонации врача ясно говорили о его отношении к происшествию.

— Простите меня, — виновато протянула она, пытаясь слезть с рук врача, но ее не пустили.

— Куда ты собралась? Тебе нельзя ходить сейчас! — Саша прижал девушку еще сильнее к себе.

— У меня уже не болит! — она подняла на него глаза. — Правда! Можно мне ее подержать?

Шура опустил на нее взгляд и завис, рассматривая миловидное личико. Он уже сотни раз видел, как женщины после родов были движимы лишь одним желанием, взять младенца на руки, и каждый раз его удивляла и поражала сила этого желания, материнский инстинкт. Несколько часов назад ее разрезали, у нее болел живот, нельзя было ходить, она уставшая, голодная, бледная, с синяками под глазами, но идет к своему ребенку, движимая только желанием взять его на руки. Для нее ничего важнее этого нет.

— Пожааалуйста, — и снова этот голос, от которого сжимается сердце, и просыпается желание положить к ее ногам весь мир.

Андрей с Димой переглянулись. Они тоже всегда восхищались женской силой и этой невероятной связью матери и ребенка. Но сейчас они видели то, чего не видели никогда. Их друг, Саша, ярый приверженец врачебной этики, человек который ни разу не был замечен в компрометирующих его связях, просто потому что их не было, сейчас нарушал все мыслимые, и немыслимые правила. Они смотрели друг на друга так, словно вокруг никого не было. Мужчины даже почувствовали себя лишними.