Ольга тоже плакала, не понимая, смиряясь перед Ее напором, но старалась запомнить. Что она запомнит? Что использует в своей дальнейшей жизни? Что запомнила Она? Может, один процент, да нет, намного меньше, из того, что знала Цивилизация. А что использует дочь? Тоже также. Разве ее интересует телевизор, поезд, самолет? Полнейший абсурд! Что интересует племя, что нужно для его выживания? Пещера, огонь, чтобы было тепло и уютно. Копье, лук и стрелы, нож – чтобы убить оленя. Лодка, леска, крючок, – чтобы поймать рыбу. Все, больше ничего. Ради выживания. Остальное, что внушал Дед, – теорема Пифагора, солнечная система, велосипед и прочее – блеф, сказка, вымысел, не имеющий применения в этом мире и ненужный никому.

И останется после Нее Ольга. Со своим, опустившимся на еще более низкую ступень племенем. С еще более деградировавшим разумом. А после Ольги – ее дочь. С каким уровнем разума? «Питекантроп» – всплыло в мыслях слово Деда.

– Ма! – сказала дочь. – Надо решать.

Решать было надо. И незамедлительно.

– Созывай племя, – сказала Она.

Ох, как больно подыматься и идти. Сколько Ей еще мучиться в этой жизни. Руки и ноги, скованные негнущимися суставами, плохо слушались. Пересиливая боль, Она медленно побрела к выходу, с каждым шагом накачивая себя силой. Она должна, должна быть великой, всесильной и всемогущей. Чтобы племя видело Ее такой. Вечной. Несокрушимой. Матерью Му. Их матерью. А иначе…

Племя уже собралось. Она поднялась на возвышение, на которое могла ступать только Она.

– Дети Му, – начала Она, – мои дети! Вы всегда и во всем слушались и подчинялись Заветам, что оставили нам наши отцы. Но вот эти Заветы нарушены. Горе нам, горе детям и внукам нашим! Мы ослушались их. И теперь нас ждет кара.

Люди зароптали. Они знали, но каждый воспринимал произошедшее по-своему.

– Люди! – воскликнула Она, собрав всю силу легких. – Вы все знаете Заветы. И вы знаете, что если мы нарушим хотя бы один из них, мы превратимся в животных. Это нам зарекали наши предки. Вы хотите стать животными?

– Нет, – отозвался кто-то.

– Оленями, которых мы едим? Медведями, собаками и волками, которых мы убиваем за то, что они отнимают нашу еду? Рыбой, которую мы ловим?

– Нет! Нет! – раздались возгласы.

– Тогда мы не должны становиться на одну ступень с ними. Не должны нарушать Заповедей. Вы согласны?

– Да. Согласны, – это был уже общий хор.

– А если согласны, то скажите, как должны мы поступить. Человек нашего племени нарушил Завет и убил человека. Как мы должны с ним поступить?

Толпа замерла. И было от чего. Человек человека еще не убивал. Никогда. Но это свершилось. И никто еще не мог осознать, понять этого.

– Вождь охотников, – Она запнулась, – молодой вождь, что ты скажешь в свое оправдание?

Молодой вождь, стоявший в группе охотников, отделился и вышел перед Ней.

– Я не убивал вождя, если ты имеешь в виду меня.

– Еще никто никогда не убивал человека. Ты стал первым.

Олень был уже близко. Загонщики, отбив его от стада, воплями и шумом гнали его на засаду. Вождь первый метнул копье. И промахнулся. Копье вонзилось в бедро оленя. Тот споткнулся, упал, но тут же вскочил и продолжил свой бег. Но копья других охотников остановили его.

Охотники торжествовали. Пища для племени лежала у их ног, содрогаясь в последних конвульсиях.

Внезапно сзади раздался рев. Продираясь сквозь кусты, на прогалину выступил медведь, учуявший запах свежей крови.

Медведь в считанные секунды раскидал своими мощными когтистыми лапами несколько человек, прежде чем остальные опомнились и ощетинились копьями. У Вождя копья не было, – оно торчало в бедре оленя…