– У меня больше ничего не осталось. Я отдала любимому, чтобы он вооружил воев… Как же быть. Я подпалю сено и воскресну, как Жар-птица, тогда Любомир увидит зарево, да заберёт меня возрождённой и равной ему. Как он и обещал. – Совсем раскисла барыня и хваталась за любую соломинку, пытаясь сама себя убедить в том.

– Маришка болтается в петле на воротах, не воскресла за три дня. Боюсь, что и ты только невинный люд с собой заберёшь кострищем. Ну, раз ты – Жар-птица, значит, не замёрзнешь. Да увидишь ты полный рассвет. Спокойной ночи. – После этих слов Я зарылся в сено, да начал шептать вечернюю молитву.

– Эй, ты где? Я замёрзла и хочу есть. Сходи за постельными, пусть укроют сено, как следует, – несмотря на расклад, пыталась отдавать приказы.

– Кто ж меня будет слушать? Я же – урод, а ты – барыня, потому прикажи черни сама, а из еды есть овощи и хлеба немного. Иди на свет. – Нырнув в Дар, загорелся ровной лучиной, разгоняя мрак вокруг себя. Морщась сослепу, ко мне шла барыня, взлохмаченная и вся в соломе. Из одежды только ночное платье и платок в руке.

– Угощайся, чем Боги послали, – произнёс Я, разворачивая узел.

Несмотря на голод, Благородная выбирала самые ровные и без изъяна куски, откладывая в сторону прочие. Меня такое отношение к предложенной пище обидело, потому Я и притушил Дар.

– Я трапезничаю, дай свет! – Приказала мне барыня.

– Мимо рта не пронесешь. Доброй ночи, а куски, что останутся, назад в узел сложи, тебе завтра ими ещё завтракать. – После этих слов завалился на тюфяк.

– Эти объедки? Доставь меня на Юг к Любомиру, и Я попрошу за тебя. Он меня любит, оттого послушает. Деньгой тебе оплатим и каменьями. А ежели откажешься, до конца дней своих бегать будешь от гнева нашего.

– Я с Севера, брат Храма и Церкви. Указывать мне могут лишь старшие братья и отцы. Смерти Я не боюсь, так как жизнь более мне не принадлежит. А ты свои замашки брось, пока ты простая девка, без Рода и поддержки. И стоишь посреди кухарки и полотёра. Гонор свой сбавь: Я тебе не кровник и не покровитель. Спать ляжешь, где вздумаешь. Эх… От добра добра не ищут, – расстроенно произнёс и повернулся на бок.

Проснулся от того, что мою руку теребила замёрзшая дева, а в паре локтей храпел хмельной Сет.

– Возьми меня с собой, молю. А иначе Я брошусь в воду. Ты можешь меня спасти, клянусь тебе угождать во всём. Хочешь, женой забери, хочешь – наложницей или слугой.

– Я устал от тебя, закладная трактирщика. Я не могу принять твою клятву, ибо ты изменила Роду. Князю. А сейчас и Химере. Трижды за неполный месяц. Ложись рядом, обогрею слегка.

Глава 2. Обуза

– Вставай, крестник, нас ждёт долгий путь. Пусть Отец убережёт от напасти, а Мать направит честной дорогой. Да оторви ты эту грелку с груди… – разворчался Сет. – Спускайся в кабак. Меня ждёт бычина, да и тебе не мешало бы её отведать. В общем, поторопись.

– Забава, просыпайся. Мне пора уходить на Север, а тебе – возвращаться к новой жизни. – Расталкивая барыню, ненароком залюбовался. Сонное лицо, вздёрнутый носик, усеянный веснушками, и пушистые ресницы соломенного цвета. В мелких кудряшках застряли соломинки, превращая голову в сорочье гнездо. Я медленно вытянул руку из-под её головы, отряхнул одежду и собрался было уходить. Отложив в тряпицу остатки ужина, аккуратно положил в туесок снедь. Лестница вдруг вновь заскрипела, и показалась голова Брата. Он ворчливо произнёс что-то неразборчивое, потом глянул мне за спину и прокричал:

– А ну, девка, не дури! Убери нож!

– Мне незачем жить, – раздался твёрдый голос Забавы. – Как только вы уйдёте, Я останусь на потеху рыбакам да крестьянам. Лучше сейчас уйти за Грань, чем стать потаскухой.