Выполнив поручение, направился в парную. С трудом открыв тяжелую дверь, тут же присел на корты. Из натопленного помещения так обдало жаром, что уши загорелись, а незатянувшиеся ожоги напомнили о себе. Пригнувшись, зашёл в помещение и прикрыл дверь. Печка парила знатно, наполняя тело невиданной раньше негой и истомой. Мысли выветрились, погружая всего в странное, необычное состояние. Счёт времени Я потерял, очнулся после громких шагов в предбаннике и разговора.

– Плох совсем, но вытянет. Двужильный. Давай, девоньки, отбейте с него коросты, а Я пошью немного да латки поставлю. Какой цвет выбираешь, северянин?

– Синюю, как небо или зеленую, как земля, – глухо отозвался раненый.

– Всё надеешься увидеть чистое небо и травушку без порчи? Второй где? Тая, глянь в парилке.

Дверь распахнулась, и зашла крепко сбитая Дева с толстой косой на груди. Из одежды лишь купальный сарафан. Увидев меня прикрывающим стыд, рассмеялась по-доброму:

– Туточки он, голенький и смущённый.

– Кинь ему рубаху, чтоб прикрылся да пусть выйдет.

Кое-как натянув рубаху на мокрое и вспотевшее тело, Я поспешил в предбанник. На палатях боком лежал нагой Сет, а седой Муж тянул иглой нить, прижимая пальцами края ранки. Знахарь оторвался, глянул на меня.

– Ух ты ж. Редкий гость в наших краях, да ещё и светится ярко. Хворый только телом, что же, будем радушными хозяевами, как предки завещали. Маланья, готовь тесто на семечках. Будем банькой лечить да мёртвый хлеб печь, – отдал он приказ второй деве, что стояла с тряпками и бинтами поотдаль. Та, передав поклажу Тае, выбежала на снег голыми ногами и помчалась по улице.

– Свезло тебе, сынок, большую честь оказали, или Мать-Земля награду определила. Такое не часто бывает, будто подвиг свершил али имя защитил. Поведаешь?

– Меня вызвали на Суд Богов на Ладье. Последователь Одина Рагнар, Я его приговорил за хулительство Отца нашего, – робко ответил ветерану, боясь, что воспримут как самохвальство.

– Что?! – вскрикнул Брат, зайдясь кашлем.

– Ляг смирно, нитки расходятся, – проворчал Знахарь, слегка ударив по голове раненого. – Ну, раз Суд Богов определил, нам тогда судачить не о чем.

Стежки ложились легко, а игла порхала в руках мастера.

Тем временем появилась Маланья. Раскрасневшаяся с мороза, с трудом тянула большой тюк с мукой и мешок с различной утварью.

– Тая, вяжи деда тряпицами, да не в натяг, а с послаблением. А ты, молодой, раздевайся да садись на лопату, – произнёс Знахарь, откинул шкворню и разогнал угольки. Кинув добрую жменю можжевельника, топнул ногой. Затем закружил рукой выходящий сизый дым. Банька наполнилась приятным запахом, а от дыма защипало глаза. Лекарь начал раскачиваться в такт.

– Пойду да нарву травы.

Да поутру и с росою.

Поклонюсь на четыре стороны.

Мать-Земельца выносила-а-а.

Отец-Небо напоил-л-л. Огница сестрёнка согрела. Ветер брат раздул-л-л-л, – растягивая окончания, пропел-проговорил Муж. Топнув второй раз босой ногой, хлестанул меня ветками по спине и плечам, царапая их. Помощница тут же растянула узел с опарой. К запаху дыма от хвои прибавился кисло-сладкий запах сырой сдобы и закваски.

– У семи дорог травы собирал, на семи ветрах просушил. Тело бледное страдает от болячек. Душа хворая бежит из клети. Дело ратное зовёт, труд честной застаивает. Дайте травы заговоренные, дайте хлеба кошенные силушку. Водица родниковая, оживи плоть, Огонь да зажги свет. – Голос громкий по началу спустился на шёпот, одурманивая разум и выметая мысли прочь из головы.

Краем глаза Я заметил, как Девы обнажились и обходили вокруг меня, намазывая моё тело опарой и посыпая зёрнами и мукой. Всё быстрее и быстрее кружились Тая и Маланья, закутывая меня в кокон из теста, и лишь голова была открытой.