Со дня знакомства с Жа-Жа прошел уже месяц, а Конрад Хилтон не мог о ней забыть. Для него это было нехарактерно. Обычно его увлечение женщиной рассеивалось уже через два-три свидания, а после физического сближения он сразу утрачивал к ней интерес. С Жа-Жа у него не было близости, возможно, именно поэтому она продолжала его интересовать.

Когда «Таун-Хаус» окончательно стал принадлежать ему, он заехал домой к Жа-Жа и повез показать ей свое последнее приобретение. Впервые за много лет, точнее, с его брака с Мэри, он смог поделиться с женщиной тем, что составляло его гордость. Вскоре они стояли перед внушительным зданием – она в одолженной у сестры меховой шубке, он в строгом костюме и в ковбойской шляпе. На фотографии, сделанной в тот день, они выглядят нарядными, как будто это был праздничный день, а не будничная среда.

– Ну и как он тебе? – спросил Конрад. – Я только что его приобрел, – растягивая слова, добавил он.

Жа-Жа на мгновение лишилась речи.

– Это твое? – наконец выговорила она. – Это потрясающее здание теперь твое?

– Так оно и есть, – горделиво улыбаясь, отвечал Конрад, довольный ее изумлением и восторгом.

– И что ты с ним будешь делать? Может, когда-нибудь ты позволишь мне жить в нем? – спросила она, хлопая длинными ресницами.

– Может быть, – с улыбкой кивнул он.

– А может, мы поженимся? – с надеждой спросила она.

– Может быть, – сказал он.

Он не мог на нее наглядеться, упивался тонким ароматом ее французского мыла. У нее была восхитительная улыбка, изумительный цвет кожи, идеальный овал лица, вся ее стройная и пышная фигурка была полна чувственной привлекательности. Он понимал, что в ней заключался его шанс на настоящую любовь, и не собирался упускать этот шанс.

Адвокат Грегсон Баутцер, ее друг, который был с ней в день ее знакомства с Конрадом, предупредил ее:

– Только не заговаривай с ним о браке. Он убежденный холостяк. Скажи хоть слово о женитьбе, и больше тебе его не видать.

Но он не знал, что уже в первый вечер она намекнула Конраду на свою готовность стать его женой, что он за ней ухаживает, а теперь, кажется, всерьез думает об их совместной будущей жизни.

Будто восполняя потерянное время, Конрад каждый день присылал Жа-Жа цветы и каждое утро звонил ей в квартиру Эвы Габор, которая жаловалась, что он не дает ей выспаться. (В маленькой тесной квартирке сестры спали на одной кровати.) Конрад не только ежедневно заезжал за Жа-Жа, чтобы вместе поехать на ланч, но почти каждый вечер приглашал ее на ужин, после чего они отправлялись танцевать в самые модные дансинги бульвара Сансет. Никогда он так много не выезжал, как в эти дни с Жа-Жа, и вместо того, чтобы после напряженной работы отдохнуть дома, он наслаждался каждой минутой, проведенной с этой экзотической красавицей. А бедной Эве приходилось туго, ибо, возвращаясь поздно ночью домой, Жа-Жа невольно будила ее. Чуть ли не каждую ночь, когда Конрад подвозил Жа-Жа на своем белом «кадиллаке» к дому Эвы и выходил из машины попрощаться с нею, он случайно прислонялся спиной к автомобильному рожку, который оглашал темную улицу оглушительным гудком.

– О господи! Ну что за недотепа! – восклицала Эва. – Не дает поспать ни ночью, ни утром! Выходи за него, иначе я не вынесу этого и умру!

Жа-Жа тоже с удовольствием проводила время с Конрадом, осыпая его комплиментами и лестью, особыми знаками внимания и всеми способами старалась быть ему отличной компаньонкой. Действительно ли она охотилась за его деньгами? Разумеется.

– Как можно было воспринимать Конрада отдельно от его денег? – спустя годы говорила она. – Неужели меня мог заинтересовать мужчина старше меня в два раза, если бы у него не было состояния? Не думаю. Во всяком случае, в тот период моей жизни. Я была молода, впечатлительна и впервые оказалась в Голливуде.