Выдохнув, он почувствовал резкий укус холодного железа. Кровь медленно полилась, будто пробился родниковый ключ. Голова пошла кругом… И деревья с распятыми людьми куда-то уплыли… и растянулись… Многие из мужей сомлели… или умерли… Кольгрим, который чувствовал, что вот-вот расстанется с этим миром, наблюдал за вьющимся густым дымом костра… Дым стремительно уносился в небо… и какие-то разноцветные пятна появлялись в небе… они медленно то увеличивались, то уменьшались… они, как снег, начали падать вниз, их становилось все больше, пока вдруг эта радужная зернистость не собралась в единый поток, бегущий, как песок. Затем он превратился в ослепительный белый свет такой силы, что страхом охватило и пронзало насквозь всю сущность. Потом словно чья-то рука, замахнувшись, ударила по свету, как по стеклу, и посыпались маленькие лучезарные осколки. Посыпались они водопадом, разделились на четыре потока, потом на восемь и вдруг стало ясно, что это были капли. Капли росы, ниспадавшие на мир с рогов четырех грациозных оленей. Величественные исполины, заслонившие собой половину небосвода, чей шаг равнялся целому дню. С ветвистых крон их рогов, сотканных из звездных паутин, струилось нескончаемое число алмазных водопадов. Эти водопады собрались в одно целое, и создалась форма, и форма эта приобрела человеческий ярко-белый силуэт с широкими рогами на золотом фоне, и услышал Кольгрим величественный голос, громкий, страшный, но приятный, восхищающий… и прозвучало имя: «Хродмар».

У Кольгрима дрогнули ресницы. Жрецы, обступившие его кругом, поняли, что он жив. В лиловом небе веком раскрылась оранжевая полоса зарева. Кольгрим, сын Хьяльма пришел в себя, и ему помогли встать на ноги. Жрецы принялись набирать в свои руки-чаши золу семи видов деревьев, чтобы обмазать им лицо и тело Кольгрима. Весь черно-серый, он стоял неподвижно и походил скорее на мертвеца, чем на живого человека.

– Отныне ты жив и мертв. Отныне имя твое есть Ингольв!

Повеяло можжевельником и рябиной.

Жизнь Ингольва Хмурого невозможно представить без человека, имя которого он услышал через откровение. Речь идет о Хродмаре Мертвом муже, сыне Бранда. Он был юн, крепок, с огромными дюжими руками, широкой каменной грудью и со злобно-обиженным взглядом – настоящий бугай, но… лишенный грозного вида. Борода едва-едва пробивалась и нарочито не торопилась расти дальше, будто так и хотела сказать: «Вы посмотрите на это милое детское личико, ну как я могу его скрыть?!» Могучее телосложение противоречило его мягкому, детскому лицу, отражавшему его истинное ребячливое нутро.

Его знакомство с Ингольвом произошло после смерти родного дедушки, Дарри Доброго, наставника и воспитателя. В это трудно поверить, но внук всей душой воспротивился расставанию с дедом. Говорили, что ему было семьдесят зим – поди найди таких долгожителей, все доживали в лучшем случае до пятидесяти. Как подобало настоящему северянину, Дарри не собирался принимать смерть на соломе и готовился к уходу. Он исчерпал все жизненные силы, хотя до последнего не позволял себе дать слабины, от чего некоторые считали, что для своего почтенного возраста старый кузнец при желании не постеснялся бы погонять лишний разок христиан. Но слабое тело еще пол беды, вот время! Время было непростое: летом неурожай, заморозки, запасов едва хватало, при этом детишек в деревнях хоть отбавляй, каждый рот на счету! Куда еще старому объедать своих? Сил ведь все равно не прибавится.

Дарри готовился к смерти. Он лежал, ожидая человека, который вызвался помочь проводить старого воина в Вальхаллу, ведь добивать близких, как известно, дозволялось только чужим людям. И пока семья дожидалась такого человека, они прощались с Дарри. Внуку расставаться не хотелось. Он боялся остаться один, боялся одиночества в родной семье, потому как дед был единственным человеком, кто воспринимал его всерьез. Хродмар шепотом, не дай Тор отец услышит, уговаривал своего деда повременить с уходом на ратную службу к Одину, хотя сам прекрасно понимал, что его просьба лишь жалкое и ничтожное слабоволие. Хродмар своей беспомощностью изрядно раздражал отца. Бранд, стоя рядом, нутром чувствовал, о чем именно говорил сын, поэтому насильно отпихнул его от деда со словами: «Оставь!» И приготовился в очередной раз его отчитать, но на этой неловкой ноте в дверях появился хмурый человек, который попросил всех выйти. Прежде чем уйти, Бранд выдохнул свой гнев и в последний раз крепко обнял дорогого ему отца.