Я могла бы рассказать ему об этом, но не думаю, что хочу еще раз пересекаться с Джейком Эвансом.

У меня слишком бурная фантазия, а я определенно понимаю, что совершенно не в его вкусе. Да и он, как и любой футболист, наверняка пользуется у женщин большим спросом. Здесь сейчас не так много представителей прекрасного пола, но взгляд каждой направлен на него. И в этих взглядах я отлично наблюдаю похоть и интерес, ведь Джейк Эванс сексуален, что греха таить.

И так как мне здесь ничего не светит, лучше держаться от него подальше.

Джейк облизывает губы и убирает руки в карманы. Он делает шаг назад, все еще не сводя с меня взгляда:

– Был рад познакомиться…

– Амелия, – представляюсь, понимая, что он ждет этого.

Уголки его губ приподнимаются.

– Амелия.

И он разворачивается, направляясь к моему брату, что-то увлеченно обсуждающему с тренером «Ротенбурга». А мой взгляд падает на накачанную задницу Джейка, и я тут же широко распахиваю глаза от мелькнувших в голове пошлых мыслей.

М-да уж, Амелия Хайд, ты возбудилась от простого разговора с мужчиной. Уму непостижимо.

Мне срочно нужен один из моих порнороманчиков.

И вибратор…

На часах девять утра, и мне хочется сдохнуть. Хотя я вчера даже не пил.

Кто бы мог подумать, что мой новый тренер будет недоволен тем, что я алкоголик в завязке. И кто бы мог подумать, что после литров пяти пива этот самый тренер в девять утра решит бегать с нами по полю…

Вероятно, любой житель Баварии мог бы подумать, но точно не я.

Кажется, отец надо мной издевается. Он, очевидно, желает мне умереть пьяным в какой-нибудь бочке с хелем. Умереть трезвым в Ротенбурге, как я успел понять, в принципе невозможно, судя по моим наблюдениям за те немногочисленные дни, что я провел здесь. Складывается впечатление, что немцы пьют пиво вместо кофе по утрам. Так что, господа и дамы, мой отец определенно совсем в меня не верит. А точнее, в мою трезвость. Да что уж там, в свою трезвость при таких условиях не верю даже я сам. Запретный плод сладок, как известно. Буквально. Учитывая то, как и в самом деле сладок на вкус темный лагер.

Но я держусь.

Уже три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. Двести пятьдесят девять тысяч двести секунд. Без алкоголя. И без секса.

Хотелось бы еще сказать, что и без Элизабет. Но…

Если не пить и не снимать девиц оказалось не так уж и сложно, то вот тут нарисовались проблемы под названием «гребаные-соцсети-чтоб-вас».

Как перестать обновлять новостную ленту и пересматривать наши с Элизабет фотографии?

Я так жалок.

Блевать от самого себя хочется.

Но если раньше я мог залить алкоголем отвращение к самому себе, то сейчас я могу выпустить пар лишь на поле, по которому ношусь вот уже сорок минут.

На улице промозгло, прям как в Манчестере. Небо заволокло темными тучами, и с него летит моросящий противный дождь, пока я делаю ускорения от боковой до боковой, а затем обратно – скрестным шагом. Ветер хлещет по лицу, но кого это волнует, когда речь идет о футболе.

Футбол – единственная постоянная вещь в моей жизни. Сегодня я могу любить миниатюрную Ариану Гранде, а завтра вдруг решу, что мне все же по душе модель вроде Кендалл Дженнер. Утром мне захочется провести отпуск в Монако, а уже в обед я вдруг надумаю, что хочу покорять Эверест. Но я никогда не перестану хотеть играть в футбол.

Даже если я лишусь ног, рук, половины тела, я буду играть в футбол. Понятия не имею как, но буду.

Единственная причина, по которой, возможно, я все же завяжу с футболом, – моя смерть. Но и то спорно. Вполне вероятно, к тому времени будет что-то вроде симуляции жизни после смерти. Ну, или до каких технологий еще дойдут в будущем. И что дальше? Правильно, в симуляции будем только я, мяч и ворота.