Лилиан была приятно удивлена, узнав, что положение Высокого Дома – не пустые регалии, а настоящий статус, и с некоторым опозданием поняла, что Тиор, ведущий с ней долгие беседы, ее дед, в чьих печальных глазах порой проскальзывала искра веселья, – Владыка клана, пользующийся у воронов непререкаемым авторитетом и уважением.

Лилиан с головой окунулась в новую жизнь, которую она, казалось, не столько узнавала, сколько вспоминала. Все в этом новом мире ощущалось правильным, естественным и постепенно становилось привычным. Просыпаясь каждое утро, она кидала взгляд на витраж под потолком, гадая, в какую картину он сложился сегодня. Затем спешила вниз, в библиотеку, скользя рукой по теплым перилам лестницы, где ее уже ждал простой завтрак – кувшин пины и какая-нибудь выпечка, в приготовлении которой Тоори, кухарка Марака, не знала себе равных. Там, вдыхая тягучий и сладкий аромат пины и хрустя свежей булочкой с невиданной в мире людей начинкой, Лилиан просматривала сделанные накануне записи или искала информацию в старинных фолиантах, стоящих на подворачивающихся нужным боком полках.

Она бродила по комнате, ступая в теплые прямоугольники света – каким-то неведомым образом солнце всегда светило в окно библиотеки, – вдыхала запах старой бумаги и дерева, поглаживала полки и стены.

К середине дня Тиор освобождался от своих дел, и они вместе обедали, совмещая трапезу с очередным уроком. Наколов на вилку печеный перец или помидор, Лилиан что-то торопливо добавляла в свои заметки, которые становились все более объемными.

Так протекали дни, и Лилиан уже не могла представить, что когда-то Марак был ей чужим. Темный снаружи, он оказался невероятно уютным внутри: с изменчивой высотой потолков, многочисленными коридорами, изгибающимися под разными углами, и лестницами с широкими ступенями, на которых было так удобно сидеть. Хотя библиотека оставалась любимым местом Лилиан во всем замке, она свободно бродила по всем этажам, подмечая происходящие с твердыней мелкие, но значимые перемены: здесь стену укрыл гобелен, которого не было еще вчера, а тут появились дополнительные светильники, раз она полюбила там читать. Постепенно расширялись окна, пропуская внутрь больше света, и в золотистых лучах танцевали пылинки, а из служебных помещений слышались повеселевшие голоса прислуги.

За обилием информации потихоньку притуплялась боль от потери родителей. Вначале Лилиан часто ловила себя на мысли: «Надо показать маме», и осознание невозможности сделать это выступало горечью на языке, сдавливало горло. Но молчаливое тепло дома, внимание Тиора и искренняя забота слуг, принявших Лилиан почти с восторгом, делали ее горе не таким невыносимым, притупляя его острые углы. Постепенно, шаг за шагом, день за днем, ужас потери отступал, и зияющая в груди дыра от гибели родителей заполнялась новыми впечатлениями и людьми.

К тому же дом сделал Лилиан подарок.

Это произошло вечером того дня, когда у них с Тиором состоялся первый важный разговор. Изнуренная новыми впечатлениями и попытками освоить таэбу, Лилиан заснула у себя в комнате, скинув одежду на стул и рухнув в кровать. Когда она проснулась, за огромным окном сгустились сумерки и влажный ночной воздух заполнил спальню, проникнув внутрь через приоткрытую створку (каждый день какой-нибудь элемент витража оказывался обустроен поворотным механизмом и выполнял функцию форточки; оставалось только узнать, который это будет сегодня).

Лилиан зевнула, с трудом оторвав от подушки ватную голову, в которой кланы смешались с племенами. Ей казалось, что еще одно слово деда – и мозг ее просто треснет. Потянувшись, Лилиан села и обнаружила разложенную на кресле новую одежду, а ее собственная исчезла, включая обувь. На полу теперь стояли мягкие вышитые тапочки на тонкой подошве, а на резной спинке стула с закругленными подлокотниками была аккуратно повешена тонкая черная туника с зауженными укороченными рукавами, разрезами по бокам и скромной, но изысканной фиолетово-золотой вышивкой у ворота. На сиденье обнаружились черные же узкие штаны чуть ниже колена из какого-то материала, напоминающего шелк, который приятно холодил кожу. По высокому поясу и боковой части штанин вилась та же вышивка, что и на тунике.