– И всё же, что это? – спросил Захаров, наблюдая, как человек мажет этой непонятной субстанцией разбитый нос.

– Да кто его знает, – произнёс бывший висельник, – но раны залечивает очень хорошо. Мы нашли всё это здесь, когда оказались в посёлке. Не спрашивай, сколько прошло времени, так как я и сам не знаю. Ты же заметил, что оно здесь течёт совсем по-другому. Были случаи, когда оно двигалось вспять, заставляя нас холодеть от ужаса.

Он закрыл свой бутыль, частично уменьшив смрад, но от его рук и носа продолжало вонять. Возможно, Петя уже принюхался, и запах перестал быть невыносимым.

– Так ты отвечать будешь? – спросил спасённый человек, усевшись за стол. – Или помолчим, помянув моих братьев.

– Братьев? – округлил глаза Захаров.

– Ну, уж явно не сестёр, – рассмеялся человек. – Ладно, первым отвечу я. Надоела ли мне жизнь? Да. А разве это жизнь? Что ты подразумеваешь под этим словом? Надоела! Это наше решение свести с ней счёты, а она, падла, не поддаётся. Теперь ты отвечай: зачем спас меня? Но сначала за знакомство. Василий.

Человек протянул руку, и Захаров пожал её, отмечая поистине маленький размер ладошки. У остальных висельников он руки не рассматривал, хоть они их и не скрывали.

– Петя, – проговорил он в ответ и взял стакан. Традиция пить за знакомство не пропала вместе с остальными воспоминаниями, и руки, сведя два стакана, опрокинули в рот мутную жидкость. Захаров догадывался, что лучше этого не делать, но на человечка у него были свои планы, а, значит… Жаль, что вместе с воспоминаниями о традиции пропали воспоминания о последствии. Рефлекторно делая несколько глотков, Захаров подскочил со стула и задышал широко открытым ртом. Внутри всё пекло! Пищевод горел жутким пламенем, а рот мог изрыгать огонь, но никто не поднёс к нему искру. Слёзы текли с глаз, а руки, опёршиеся на стол, тряслись, намереваясь развалить старую мебель.

– А ты слаб, Петя, – сказал Василий, вставая со своего места. Он зачерпнул стаканом воду из незамеченной ранее Захаровым бадьи под столом и протянул его гостю.

Петя тушил пожар, вытирая слёзы. Мысль о том, что теперь в этом доме было два человека с размазанным по лицу слезами, стучалась в голове. Может, он теперь тоже их брат и должен повеситься вместе со всеми? Интересно, здесь есть свободный дом для него?

– Ну? – Василий сел на своё место и сложил руки на столе.

Из-за его роста, сверху выглядывала только голова и часть плеч.

– Что, «ну»? Спас я тебя, так как ты вешался. Что тут непонятного?

– Хотя бы то, что тебя никто не просил этого делать! Ладно бы, меня подвесил кто-то, но я сам полез в петлю! Заметь, не от весёлой жизни, будь она неладна. Так, зачем же мешать?

– Тогда не знаю. Я думал, что спасаю тебя, а теперь… Всё равно, раз уж тебе не удалось умереть, расскажи мне, что это за место?

– Ты про нашу деревню висельников? – Вася почесал жёлтый нос и посмотрел на свою петлю. Та мирно свисала, продолжая напоминать присутствующим о недавних событиях.

– Да и о ней тоже, – Захаров проследил за взглядом хозяина дома и поёжился. – Что это за мир? Почему я почти ничего не помню? Где люди? Я имею в виду живых. И что здесь вообще происходит?

Вася встал со стула и прошёл по комнате. Он молчал, разводя руками в разные стороны, затем остановился у картины. Проведя маленькими пальцами по холсту, он засмеялся своим мыслям и снова сел у стола.

– Ты хочешь ответ? – спросил Вася с улыбкой.

– Да, чёрт побери! – Захаров снова сел за стол и уставился в маленькие глаза собеседника. Он был готов услышать историю про мировую войну, эпидемию и даже про массовое самоубийство, но Василий молчал, ехидно улыбаясь гостю. Наконец, его рот раскрылся, перекошенный от улыбки, и слова вырвались на свободу.