Мне вдруг показалось, что в старом доме странно трещат половицы, словно кто-то осторожно по ним ступает, да и ветер зловеще завывает в дымоходе, будто стонет… Хорошо, что в этот момент в дверном проёме появился Роджерс.

– Инспектор, пожалуйста, давайте выйдем на улицу, меня мутит от пыли! – мне захотелось скорее вырваться из этого жуткого дома.

Свежий воздух немного привёл меня в чувства. Отдышавшись, я показала дневник Роджерсу.

– Я понимаю, инспектор, что для вас это вещественное доказательство. Но мне необходимо внимательно прочесть весь дневник. Надеюсь, вы не против? Я сообщу вам сразу, если найду что-нибудь важное.

– Я не против, мэм, буду признателен, если вы сделаете это, – ответил Роджерс всё с тем же странным прищуром и протянул мне свою визитку. – Пожалуйста, звоните в любое время.

– Вы всё же полагаете, что это было самоубийство? – не выдержала я.

– Похоже, что так. Вероятно, бедолага всю жизнь винил себя в смерти супруги. Может, потому и писал эти жуткие книги. Пока не решил всё закончить подобным способом. Возможно, пытался искупить вину.

Конечно, всё это выглядело вполне логично. И всё-таки что-то не давало мне покоя во всей этой истории. Во-первых, зачем ждать двадцать лет, чтобы свести счёты с жизнью, да к тому же в тот момент, когда ты на вершине славы, богат и благополучен? Во-вторых, предсмертная записка тоже вызывала у меня вопросы. Разве пишут "в случае моей смерти", когда собираются покончить с собой? Такое ощущение, что Эдгар не хотел умирать…

***

Вернувшись в офис, я закрылась в своём кабинете и попросила секретаршу не беспокоить. Мне не терпелось прочесть дневник Эдгара – может, я смогу найти ответы на мучившие меня вопросы?

"15 декабря, Виндфилд. Сегодня её похоронили. Она лежала в гробу как живая. Только дотронувшись губами до её лба, я почувствовал лёд… А вечером она опять позвонила мне! Это точно была ОНА. Велела делать всё, как она скажет. Тогда я буду в порядке… Я должен уехать из Виндфилда прямо сейчас и никогда больше сюда не возвращаться. Даже на её могилу. Никогда. Не возвращаться. На её могилу. Мне очень страшно…"

"20 декабря, Сан-Франциско. Я снял тесную комнату на окраине города. Район ужасный, дом старый и всё равно очень дорого. Моих сбережений надолго не хватит. Но она обещала, что скоро всё изменится, если только я буду слушаться."

"24 декабря. Сочельник. Она обещала позвонить ровно в полночь и сделать мне подарок. Она поможет мне создать настоящий бестселлер! Я буду знаменит! Кажется, я схожу с ума…"

"30 декабря. Она звонит мне седьмую ночь подряд и диктует тексты. Я пишу, как никогда не писал. Не отрывая онемевших пальцев, борясь со сном и голодом. Завтра книга должна быть закончена. Она будет называться "Проклятие трёх нулей". Она сделает меня знаменитым…"

Я оторвалась от записей, чтобы перевести дух. Если поначалу дневник напоминал мне скорее записки помешавшегося от горя и чувства вины человека, то теперь я могла сопоставить факты. Рукопись книги "Проклятие трёх нулей" поступила к нам в издательство ровно 31 декабря, в канун двухтысячного года. Это показалось каким-то мистическим совпадением, и главный редактор решил прочесть историю. Она была потрясающей – страшной и захватывающей одновременно. Он немедленно передал её в печать и вскоре Эдгар Роу проснулся знаменитым.

Я стала быстро перелистывать дневник. Получалось, что автор всех двенадцати романов Эдгара вовсе не он, а его покойная жена. Невероятно! Я изо всех сил пыталась найти логическое объяснение. Может быть, писатель черпал вдохновение таким странным образом, представляя себе, что покойница-супруга диктует ему тексты по телефону? Но зачем писать об этом в дневнике? И зачем, спрашивается, публиковать дневник после смерти? Чтобы весь мир узнал, что автор сумасшедший? Нет, Эдгар совсем не был похож на помешавшегося.