– Чтобы искать судьбу?

– … и богатство, власть, силу! – закончил Агмунд.

Доман вышел из дома Пеласгия, глянул мутно на сидевших за столом мельника и его гостей, зашагал в сторону мельницы. Ставр метнулся от тына. Его и Домана скрывал густой орешник.

– Зачастил ты на мельницу, Доман, – сказал Ставр, – тянет к зазнобе?

– Что зазноба… – махнул рукой Доман, – Отец послал глянуть, как на мельнице дела идут, а варяг с сестрой по своей надобности. Знаешь, Ставр, Элин мне по сердцу, всё бы отдал за такую! – сказал Доман с горящими глазами.

– Что ж мешает? Нешто боярский сын плохой жених?

– Да глядит она на меня, как на рохлю, мне бы в поход пойти, прославиться, да с добычей вернуться, тогда бы она не так смотрела. Ты вон, сегодня, а? Бросился да и спас её… Хороша девка, а, Ставр?

– Красивая. С такой и потонуть не страшно, – задумчиво ответил Ставр. – А что на боярском подворье, всё ли ладно?

– Валент по-прежнему своевольничает. Может, и ворует знатно, но пользы от него много. Отец доволен, говорит, мол, ключарь служит верно. В прошлом году собранным житом завалили все амбары и клети, а грек надоумил отца не везти сразу хлеб на торг, а подождать до первого снега. Цена тогда подскочила и прибыль вышла немалая.

– Помню, – сказал Ставр. – Хлеб не всякому был по карману, смерды только и спасались шишками да репой…

– А ещё доход идёт с бортей, мёд, да и воск в цене. Валенту награда да почёт за хозяйский догляд. Теперь ходит по двору, следит, как дворовые закрома чистят, в каждую щель заглядывает.

Воспоминания о бортях, да о боярском подворье огорчили Ставра.

– Подальше от господского двора, да с глаз Валента, оно и лучше. Вольно ему лешему треклятому в своём болоте орать, а тут знай, работай, мешки с житом таскай, так я к этому привыкший, – сказал Ставр.

Пеласгий появился – будто гриб из земли вырос. Ставр и Доман не услышали. Умел старик ходить бесшумно. Он почтительно посмотрел на Домана.

– Что скажешь, боярич Доман? Всё ли ладно на мельнице?

Доман смутился. Оробел, сам не ведая – отчего. Лицо Пеласгия было спокойно и важно, загорелая кожа потрескалась густой сетью складок и морщин. Из-под косматых бровей прямо смотрели серые глаза. Доман окинул взглядом мельницу и несмело сказал:

– Да, всё вроде… как след… Место пригожее, да уж больно пустынное. Врагов не опасаешься, старик? Ты здесь со своими людьми один. А ну как лихие люди придут, пограбят да убьют?

– Небось не пограбят, знают, что мельница боярского владения. Боярина Радомера побоятся. А я что ж, я тут на своей земле, – сухо ответил Пеласгий, – меня тут и зверь всякий почитает и птица. А прочь того, – прибавил он, доставая из-за пазухи рог, – вот моё оружие, иного мне и не надо. Чуть только звук разнесётся по лесу, его сразу поймут.

– Кто поймёт, Пеласгий? – спросил Ставр.

– Да ведь кому надо, те и поймут, – спокойно ответил мельник.

– Стало быть, чужаки тут не бывают? Окромя варягов? – спросил Доман.

– Бывают и чужинцы, – сухо ответил Пеласгий. – В начале года, по весне, был тут один хазарин. Человек смирный, не купец и не смерд, да только человек он не чистый. Когда стал молился своим чёрным богам, сначала руки-ноги помыл, а потом завыл по-звериному. Я его спровадил, чтоб не принёс земле порчи.

– Хазарин? – тихо спросил Ставр и посмотрел на Домана.

– Как есть – хазарин, – подтвердил Пеласгий.

– Знаем мы этих хазарей, – гневно сказал Доман. – Ходят по княжеству, дороги разведывают, броды ищут на реках, зарубки делают на деревьях. Чтобы войско потом провести…

– Тот был тихий, не такой – медленно ответил Пеласгий.

– Так и что с того? – воскликнул Доман. – Князья Рогволод да Тур не дозволяют чужим слоняться по княжеству.