Боярин нахмурился. Его младший сын вот-вот уступит какому-то безродному смерду, который ради куска хлеба горбатится на его дворе. Дать так унизить себя – да еще на глазах у варягов. Нет, этого допустить нельзя.

– Что медлишь, боярин, – кивнул на боярского сына жрец. – Твое отродье аль нет?

Зло глянув на Светозара, Радомер решительно шагнул к парням. Ставр одолевал Домана. И тому приходилось несладко. Он изнемогал, теряя все больше и больше сил. Но молить о пощаде Доман не собирался.

Ставр занес кулак, чтобы заставить противника признать себя победителем. Его руку остановил боярин Радомер. Мощным рывком он поднял Ставра. И тут же отшвырнул его в сторону. Радомер гневно глядел на сына, возвышаясь над ним.

– Вставай, шельмец. Ишь удумал – с холопами тягаться. Отца позорить?

Взвизгнула плеть. Сыромятный ремень скользнул по щеке Домана, полосуя кожу до крови. Радомер отвернулся, пряча плеть за широкий пояс, расшитый золотыми бляхами.

Варяг, улыбаясь, подошёл к лежащему на земле ничком Ставру. Поднял его.

– Тебе сколько годов, кривич? – спросил варяг, притянув его к себе.

– Отец сказывал: семнадцать минуло, – ответил Ставр, смело глядя в глаза варягу.

– Значит, самое время, – загадочно сказал Агмунд.

Он хлопнул Ставра по плечу. От сильного толчка северянина Ставр едва вновь не упал в пыль. Агмунд рассмеялся.

– Беги, беги, кривич. И запомни: волк – зверь полезный.

Агмунд расхохотался, повернувшись к боярину. Ставр отбежал на несколько шагов, остановился. Перед ним стоял ключник Валент.

– Ты что ж, паршивец… Кем себя возомнил, негодяй!

Толстые пальцы грека впились в плечо Ставра. Боярин увидел у псарни старого ловчего Онфима и двинулся к нему. Ставр слышал, как боярин обратился к ловчему.

– Что было на охоте, Онфим? – спросил Радомер. Он знал, что старик хотя и побаивается его, но говорит всегда правду в глаза.

– У Черной речки? Нет, на Воловьем? Ведь ты там нашел Домана? Позабыв, что я запретил тебе и сыну соваться туда?

– Да, боярин, моя вина, вели казнить, – опустил голову Онфим.

– Ещё раз ослушаешься – плетьми измочалю. Так что на Воловьем зрели?

– Оленя добыли, да рысь его отобрала.

– Что мелешь, хороняка? Рысь? Оленя? В своем ли уме?

– Так и было. Доман сказал. Но, думаю, не рысь то была.

– Что за зверь?

– Неведом. Может, и не зверь. Оборотень.

– И ты туда же? К болтунам с торжища?

– Доман сказывал, следы видел. У Воловьего озера, в лесу. Сначала шли следы рыси, большие следы, а потом… следы сделались человечьими. Сапог-то он узнал – хазарский. Без помощи волхвов нам оборотня не одолеть. Могучий лес был раньше, богатый зверьём и птицей, а вот, поди ж ты, завелась нечисть.

– Ты видел зверя, Доман? – спросил боярин.

– Отец, это рысь была. Но такая большая, каких у нас никогда не бывало. И оленя зверь утащил, словно какого-нибудь барсука. Ты б видел глаза зверины – как угли! Оборотень то был. Сплоховал бы – в когтях его оказался.

Свита варяга уже сидела в седлах. Расправлял поводья и Светозар, его конь бил копытом рядом со скакуном, который удерживала властной рукой красавица Элин. Агмунд заметил, ставя ногу в стремя.

– У страха глаза всегда больше, чем у великана Имира. А ведь он помогал богам строить небесный свод!

Боярин помрачнел, желваки бугрились на скулах.

– Когда мы покидали Полоцк и шли против Византии, оставил я здесь одну молодуху, – добавил Агмунд. Он был в хорошем расположении духа. – А два дня тому назад видел её в городе – настоящий вурдалак. Наши викинги, случается, и драконов видят.

Агмунд смеялся и тряс своей черной бородой. Радомер с трудом скривил губы в ответ – улыбнуться не получилось. Он кашлянул в кулак, прочистив горло. Доман и Онфим оставались серьёзными.