Вскоре водитель свернул с Кутузовского проспекта и въехал на подземную парковку под зданием ночного клуба «Облака».

– А вы все американцев собираетесь истреблять, – продолжил Мишель и саркастически улыбнулся. – Только ведь на самом деле ничего этого не будет. На хрена им сюда лезть? Промышленные центры будут уничтожены ядерными ударами. Не останется никакой России – так, территория с болотами и лесами. Тайга!

– Не американцы, так их союзники полезут – поляки там всякие, венгры или немцы. Им-то всегда тут что-то надо было, – возразил Жека. – Они Россию с детства ненавидят.

– А за что ее любить? – осведомился Мишель. – Она сама всегда к ним лезла и вмешивалась…

– Куда это мы лезли? – вскинулся Жека. – Мы только оборонялись.

– А Венгрия, Польша, Чехословакия, Прибалтика?

– Это зона наших геополитических интересов, – отчеканил Жека.

– Отмазки это и имперские амбиции, – упорствовал Мишель.

– А как ты отмажешь американцев в Ираке, Афгане, Ливии или Сирии? – спросил Жека.

– Да, это аргумент! – Мишель усмехнулся. – В стиле «зато у них негров линчуют». Они там свергали диктаторов, всякие террористические режимы и насаждали демократию.

– И как, получилось? – поинтересовался Жека.

– Пока не везде, – произнес Мишель, на некоторое время задумался и продолжил: – Как тебе объяснить? Был, а может, и есть до сих пор в Штатах такой то ли философ, то ли провидец по имени Френсис Фукуяма. Так вот он еще в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, когда СССР жил и здравствовал, написал статью, которая называлась «Конец истории?», опубликовал ее в каком-то захудалом журнальчике, а на следующее утро проснулся всемирно знаменитым. Смысл его рассуждений состоял в том, что коммунизм в этом мире больше на хрен никому не нужен. Никто его строить не желает, включая самих коммунистов. Поэтому во всех странах мира обязательно победит демократия, примерно такая, как в Америке. Тогда наступит конец истории, в том смысле, что не будет больше ни войн, ни военных переворотов, ни борьбы идеологий. В общем, как он полагал, довольно скучное время. Все к тому и идет. Но не сразу, конечно. Пол, скажи…

– Брэк! Про политику, это без меня, – весело рявкнул Пол и сунул Жеке початую бутылку виски. – Все, тебе уже можно. Здесь полиции нет.

Жека зарулил на стояночное место, выключил двигатель, жадно схватил бутылку и присосался к горлышку.

– Ох, и нажрусь я сегодня, – мечтательно сказал Мишель, открывая дверцу.

– Только не как в прошлый раз, – оторвавшись от бутылки, заявил Жека. – Я тебя и двух этих баб тащить заманался.


– Малыш, ты знаешь, что такое инбридинг? – лениво спросил Пол, поглаживая по бедру девушку, лежащую рядом с ним.

Она не реагировала, сладко посапывала.

Тогда Пол ущипнул ее за грудь.

– Эй, малыш! Знакомо тебе такое слово? Присутствует оно в твоем лексикончике?

Девушка что-то невнятно пробормотала во сне и потянула на себя сползшее одеяло. Она явно не собиралась поддерживать беседу. После вчерашних возлияний в «Облаках», безумного танцпола, после поездки по ночной Москве и безудержной гимнастики в горизонтальном положении вот на этой самой кровати барышня очень хотела спать.

Пол был куда более закаленным бойцом.

Весь день просидеть в студии, отпахать три двухчасовых стрима, потом отправиться в «Облака» и уговорить там в компании Мишеля и Жеки-балбеса полтора литра «Гленморанжа»?

Легко.

До часу ночи зажигать на танцполе и даже протереть дырку в подошве модных вансов?

Не вопрос.

Оседлать стосильную «Ямаху» и гонять по Ленинскому и Университетскому до Воробьевых и вниз, к набережной, к Киевскому вокзалу, и дальше – на запад, в Москва-Сити?