А еще… если быть до конца честной, то я побаивалась слов. Нет-нет, пригвожденные к белому полю монитора, они выглядели столь же безопасными, как и на бумажном листе, некогда выползавшем из-под каретки моей пишущей машинки. Но все же, все же… – чем черт не шутит? А вдруг?.. А вдруг удушающее косноязычие настигнет меня и в моем сетевом убежище? Обжегшись на молоке, дуешь на воду. «Так или иначе, – думала я, – если судьбе покажется забавным вновь запихнуть меня в заики, то пусть лучше это будет заика мужского пола. Мужского, а не женского!»

Итак, на первый взгляд, все говорило в пользу того, чтобы сказаться мужчиной. Тем не менее я колебалась несколько дней, пока не додумалась до вышеупомянутого «Hi, man!». Это решило вопрос. Уж коли даже название системы открыто благоволит к мужскому полу, то стоит ли мне и дальше сомневаться? И я недрогнувшей рукой зарегистрировалась в качестве тридцатилетнего мужчины, чье имя – Найт – недвусмысленно провозглашало ценности, которые я полагала самыми привлекательными в мужчине: рыцарское благородство, самоотверженность, верность. Подобный красавец не должен был испытывать никаких сложностей в поисках подходящей семьи – во всяком случае, лично я по первому зову побежала бы за ним на дальний край света.

2. Найт

Бывало ли с вами такое: подходишь утром к зеркалу, чтобы побриться, и вдруг видишь перед собой абсолютно незнакомого человека? Или того хуже: не человека, а пупырчатое жабообразное чудище, смешное и отвратное одновременно… И явление это настолько явно, настолько живо, что приходится закрывать глаза, трясти головой и, возможно, даже пару раз стукнуть себя кулаком по лбу, дабы окончательно сбить наваждение. А потом, выждав секунду-другую, осторожненько приоткрываешь веки, а сам боишься… не веришь, но боишься: что там окажется, что?.. Может, не открывать, воздержаться? – нет, все-таки нужно бы открыть… раз, два, три – открываем! Открыли! Ну?!

Слава Богу! Можно приступать к бритью. И ты приступаешь, иронически поглядывая в зеркало на свои особые бритвенные гримасы – дурацкие, но такие родные, естественные, человеческие, а потому удивительно уютные на фоне еще не остывшего воспоминания о той неожиданной жабьей морде, тень которой нет-нет да и промелькнет перед глазами, подобно неприятнейшему инородному кадру невинного, в общем, фильма – двадцать пятому кадру, которого вроде бы не видишь, но тем не менее твердо знаешь, что он есть.

Примерно такое чувство владеет мною, когда я перечитываю Ее заметки. Может ли такое быть, что это странное существо имеет ко мне хотя бы малейшее отношение? Нет-нет, поймите меня правильно: я не из тех, кто станет пинать упавших или неуважительно отзываться о женщинах, какими бы… гм… какими бы… ну, скажем, непривлекательными они ни были. Я воспитан совершенно иначе. И все же. Одно дело – протянуть руку помощи некой не слишком презентабельной особе женского пола, пусть даже и испытывая при этом не очень приятные чувства. И совсем другое – добровольно ассоциировать с нею себя самого! Что за дикая нелепость!

Но ведь именно на это Она намекает! Вернее, не намекает – пишет напрямую! Я, мол, ее вторая, а то и первая ипостась, ее истинная сущность, ядро ее затаенной личности! Не скрою, сначала я был немало шокирован этими заявлениями; не раз меня так и подмывало дать самозванке достойную отповедь. Это ж надо такое придумать: она бы побежала за мной на дальний край света! Побежать-то, может, и побежала бы, да только вот смогла бы догнать? При такой-то комплекции…

Однако, поостыв и поразмыслив, я устыдился собственного эгоизма. Хорошо мне, рожденному в Хайме, с моей безупречной внешностью, умом и характером – а каково ей, уродливой жирной заике, безнадежно застрявшей в капкане наружного мира, равнодушного и бесчеловечного? Достойно ли буду выглядеть я, счастливчик и красавец, если стану сыпать соль на ее саднящие раны? Да-да, я элементарно пожалел эту несчастную женщину и нисколько не стыжусь этого. Тот, кто полагает, что жалость унижает человека, просто никогда по-настоящему не нуждался в этом крайне необходимом товаре. Есть, знаете ли, такие самоуверенные всезнайки, родившиеся с золотой ложечкой во рту.