– Неужто такое может быть? Неужто? Знать, не совсем забыл нас Господь! – воскликнула бабушка. – Ты слышала, Бригитта, что делается, ты слышала? И впрямь это молоток! Выйди, Бригитта, и если это Дядя Альм, то скажи ему, чтоб потом зашёл на минутку, спасибо ему скажу.

Бригитта выбежала за дверь. Дядя Альм как раз вгонял в стену новые крючья. Женщина подошла к нему:

– Добрый вечер, Дядя, и мать тоже вам кланяется. Мы вас хотим поблагодарить, что вы нам оказываете такую милость, а мать просит вас зайти, она хочет лично сказать спасибо. Конечно, кто бы нам ещё это сделал, мы вам этого не забудем, потому что, конечно…

– Закругляйся уже, – перебил её старик, – я и так знаю, что вы про Дядю Альма думаете. Иди уж. Что мне будет нужно, сам найду.

Бригитта мигом подчинилась, потому что у Дяди была такая манера – говорить строго, в приказном тоне, не так-то просто это было выдержать.

Дед стучал и гремел, обходя домик со всех сторон, потом поднялся по узкой лесенке под самую крышу и продолжал стучать там, пока не вбил последний гвоздь из тех, что принёс с собой.

Между тем уже спускались сумерки, и едва он сошёл с лестницы и приготовил свои салазки, как в дверях показалась Хайди. Он, как и вчера, укутал её в дерюжку и взял на руки, а салазки повёз за собой, потому что, посади он Хайди в санки одну, дерюжка бы на ней не удержалась и она бы замёрзла.

Так продолжалась зима. В безрадостную жизнь слепой бабушки впервые после многих лет вошла нечаянная радость, и дни её стали не такими долгими и тёмными, похожими один на другой. Она уже с раннего утра прислушивалась, не зачастят ли по снегу быстрые шаги, не откроется ли дверь, и, когда девочка действительно вприпрыжку вбегала, бабушка всякий раз восклицала:

– Слава Богу! Опять пришла!

Хайди подсаживалась к ней и болтала без умолку, рассказывая обо всём, что знала, да так весело, что у бабушки радовалось сердце, а часы пробегали незаметно, и она уже больше не спрашивала, как раньше: «Бригитта, день ещё не кончился?», а, наоборот, когда за Хайди закрывалась дверь, говорила: «Как же быстро вечер пролетел! Правда же, Бригитта?» Та отвечала: «Ещё бы, вроде бы только что пообедали». И бабушка продолжала: «Сохрани Господь мне это дитя, а Дяде Альму доброго здоровья! Как он на вид, Бригитта, крепок ли?» И та всякий раз обнадёживала: «Да как яблоко наливное!»

Хайди тоже привязалась к старушке, и, когда вспоминала, что той уже никто, даже дед, не сможет сделать светло, её опять охватывала кручина. Но бабушка ей говорила, что это не такая большая беда, когда она рядом, и Хайди прибегала всякий погожий зимний день. Дедушка без лишних слов продолжал приходить сюда, прихватив ящик с инструментами, и порой по полдня обстукивал домишко Петера-козопаса. Это возымело действие: больше здесь ничего не хлопало и не скрипело по ночам, и бабушка говорила, что давно так крепко не спала и что этого она Дяде вовек не забудет.

Быстро прошла зима и ещё быстрее – весёлое лето после неё, вот уж и новая зима приближалась к концу. Хайди жила радостно и счастливо – как птичка небесная, – и с каждым днём нарастало её предвкушение близкой весны, поскольку тёплый альпийский ветер «фён» шумел в верхушках елей и съедал снег до самой земли, после чего ясное солнце выманивало наружу голубые и жёлтые цветочки, и надвигалось время выпаса, которое приносило с собой всё самое лучшее, что могло быть на земле. Хайди шёл уже восьмой год, она многому научилась от дедушки: управлялась с козами не хуже него самого, и Лебедушка с Медведушкой бегали за ней по пятам, словно верные собачки, и громко блеяли от радости, едва заслышав её голосок.