25-26 августа 2017 г.

Я не хотел идти на совещание, я был просто уверен, что меня сделают крайним и обвинят во всех смертных грехах. Но пропустить его я также не мог, все видели, что я на работе, здоров, даже бодр и не имею командировочного листа, или же устных поручений по поводу отъезда куда-либо, стало быть, у меня отсутствуют причины, по которым я мог бы улизнуть из здания и в тишине переждать разбор полетов относительно исполнительской дисциплины нашего отдела.

Совещание должен был проводить руководитель целого департамента, старый бюрократ с густыми седыми бакенбардами, видавший самого… и начинавший работать в таком году, который плохо помнят даже мои родители. Он будет дуть щеки, периодически закипать, как чайник, сыпать поручениями и упреками, выставлять на вид, стыдить, предаваться воспоминаниям, приводить примеры, зачитывать цитаты, всячески удлиняя предстоящее мероприятие. Когда на такое совещание приходишь в качестве слушателя и никакие вопросы тебя не касаются, это бывает даже забавным. Приятно посмотреть, как твоего коллегу распинают смешными эпитетами, но делают это с такой напускной серьезностью, что слезы наворачиваются на глаза. Когда же распекают тебя самого, то другие лицезрят спектакль, а ты потеешь, бледнеешь и пытаешься хоть что-то сформулировать, хотя, что бы ты ни формулировал, все равно это будет разнесено в пух и прах. Если бы при входе в зал заседаний продавали попкорн, он бы, несомненно, пользовался спросом!

Сегодня был мой выход на эшафот, и я искренне попросил все высшие силы помочь мне, чтобы экзекуция моя прошла быстро и без серьезных последствий.

Когда я, собрав все возможные отчеты, графики и таблицы в одну стопку подошел к двери ведущей в зал заседаний, он, кажется, был уже полон, во всяком случае, оттуда раздавались басистые голоса. Я приостановился перед входом и еще раз попросил провидение о помощи, выдохнул и сделал шаг вперед. Сначала яркий свет хрустальных люстр ослепил меня, а потом я привык к нему и быстро прошел к своему месту, позорному стулу, на котором меня сегодня будут распинать… Я втянул голову в плечи и быстро проскочил за спинами разномастных коллег, удерживая подмышкой внушительную стопку бумаги. Пока шел, понял, что слышу голоса присутствующих, но не могу разобрать ни слова из того, что они говорят, хотя говорят они громко, раскатисто, как будто стая птиц горланит у морского берега! Может быть, у меня что-то сделалось со слухом на нервной почве?! Главное разобрать, о чем меня будет спрашивать председательствующий и ответить, остальное не важно!

Я сел за длинный стол для совещаний и положил на него документы, не поднимая глаз, если встретиться с кем-нибудь взглядом, считай, что попал в ловушку, тебя обязательно о чем-нибудь спросят, или вспомнят что-то неприятное, что ты должен был сделать, и не сделал, или сделал, но совсем не так, как нужно. А так, ты сидишь, смотришь в стол и делаешь вид, что обеспокоенно что-то обдумываешь, или изучаешь свои материалы, или преисполнился глубоким чувством вины за не содеянное, или не-так-содеянное… Поэтому я тщательно изучал прожилки деревянных волокон, покрытые красным лаком, и не торопился отрываться от этого занятия.

Послышались шаги, все присутствующие быстро повскакивали со своих мест, приветствуя входящего председателя, словно соревновались, кто быстрее оторвет жопу от стула и будет иметь самый бравый и заискивающий вид.

Встав среди прочих, я все же решил окинуть взглядом окрестности, и чуть было не свалился обратно на стул. Вокруг меня стояли чиновники различного ранга в мундирах, но вместо головы у каждого из них была… задница!