– Опять?! Сережа! Ты мне обещал!

Серега молча пытается снять мокрые кроссовки.

– Надежда Викторовна, мы просто сессию сдали… – пытаюсь оправдать я нас обоих.

Серегина мама на меня не смотрит. Она смотрит на Серегу. Что на меня смотреть? Кто я для нее? Пустое место…


Спустя два дня я уехала к себе в поселок.

– Мам, я пришла!

– Вижу. – мама моет банки под колонкой во дворе. На маме темный сарафан и старые шлепки. Пальцы ног, покрытые розовым лаком, уехали из разболтанных шлепок в землю. Мама стоит наполовину в обуви, наполовину в мокрой земле.

– Мам, я сессию сдала!

– И чего? Образованная теперь?

– Ну это же хорошо?

– Хорошо было когда-то давно! Ты сама знаешь, когда! Мама наполняет банки водой. Из окна раздается гамма си бемоль. Мама моет банки и занимается с учеником – экономит время.

– Мам, у нас телефон работает?

– Телефон? Мужикам звонить собралась?

Телефон, скорее всего, отключен. Мама экономит на платежах. Направляюсь к дому.

– Не заходи! – визжит мама и бросает шланг. Вода заливает дорожку и мои ноги. Вода ледяная, выбивается из шланга толчками. На улице такая жара, что хочется ополоснуть из шланга все тело. После часовой поездки в автобусе.

– Почему?

– Помешаешь уроку! К бабушке иди!

– Мне вещи нужно взять, я быстро. – я вхожу в прохладину дома. В комнате стучит по клавишам незнакомый рыжий мальчик. На стене, посередине, висит большой портрет моего отца. Я наталкиваюсь на отцов взгляд – строгий, обвиняющий. Рубленный подбородок, крупный, почти без переносицы, нос, стальные глаза, низко нависшие густые брови…Резко вдыхаю воздух, отшатываюсь, сажусь на корточки. Мама забегает следом.

– Зачем?! – кричу я, указываю на портрет.

– Я! Так! Решила! Хватит нас тут позорить! – Мама поправляет портрет, хотя он висит очень ровно. Ласково проводит по нему пальцами.

Я выскакиваю из дома. Поднимаю шланг и лью холодную воду себе на голову. Долго. Подхватываю рюкзак и выхожу из двора. Поселилась у бабушки – в бабушкиной квартире есть телефон. Дни стоят сухие, и это хорошо. В бабушкином доме прогнила крыша. Когда льет дождь, он через крышу заходит в бабушкину квартиру. Квартира сыреет, в ней тяжело дышать. Устроилась на работу дворником в детский сад. На один месяц устроится можно только сюда – в поселке нет работы. Прихожу в садик к шести утра. Работа не сложная – полоть траву, убирать газон. Прячусь на работе от бывших одноклассников за кустами. Стыдно. Зарплата маленькая, но в полдень я свободна!Ура!

Тревожусь из-за Сереги.

Через два дня звонит Серега, ночью. Бабушка пугается. Бабушка очень старенькая. Я я ее успокаиваю:« Все нормально. Это меня!»

– Алло? Алло?

– Это я, – произносит Серега глухим голосом. Наверное, в глазах у него снова разлились чернила.

– Да, Сережа! Что? – взволнованно спрашиваю я.

– Тань! Нам надо расстаться! Ничего не получится, – скорбно сообщает Серега.

– Что? Почему?

Я слушаю гудки. Серега бросил трубку. Не хочет объяснять. Ему это неудобно. Ну почему с ним всегда так? Ничего не понятно! Пытаюсь перезвонить, но никто не отвечает. Лежу без сна, смотрю в окно. Окно то освещается фарами машин и мотоциклов, то темнеет. В шесть утра встаю и иду полоть траву в детский сад. От меня откололи кусок. Мне больно.

Второй раз Серега звонит через неделю.

– Таня, привет! – заискивающе здоровается он.

– Да, я слушаю. – у меня сухой голос, сухие глаза, сухое сердце.

– Тань, ну прости меня…

– Я слушаю…

– Таня! Я без тебя не могу!

– Таня, я тебя люблю! Ты слышишь? Я тебя очень люблю!

Я не могу говорить, в горле сухо. Ну почему с ним всегда… Я бросаю трубку и ложусь на кровать. Огонь погас. Остался пепел. Я, как в наркозе, засыпаю и просыпаюсь через двое суток. Пропускаю работу. Отсыпаюсь за всю предыдущую неделю, что я наблюдала полоски фар.