Старуха заполнила две тарелки каким-то варевом, напоминающим пустые щи, отрезала два толстых куска черного хлеба и налила два стакана молока; жестом руки пригласила к столу. Ребята попробовали щи, они были невкусные, и, отодвинув тарелки, принялись с большим аппетитом за молоко и хлеб. Потом набили сеном мешки, умяли их своим телом и получились удобные, приятно пахнувшие травами постели. Устроившись на них, они быстро уснули.

Проснулись ребята от громких голосов, мужчина лет тридцати о чем-то спорил с высокой, крепкой, молодой женщиной, на руках которой удобно устроился младенец. Вся их речь была так тесно переплетена матерными выражениями, что было трудно понять, о чем они говорили. Наконец Санька сообразил, что речь идет о похищенных мужиком продуктах для постояльцев – пропало подсолнечное масло и маргарин. Мужик сначала отпирался, а потом сказал, что принесет украденное. Женщина ему не поверила и, взяв его за руку, куда-то увела. Скоро вернулась с большим свертком, и, обратившись к старухе, сказала: «Вот, гад, уже припрятал продукты для ребят, хотел обменять их на самогон. Я его вовремя прихватила у Маньки – самогонщицы! За ним надо внимательно следить. У, ворюга! – потом положила все продукты на стол, – это постояльцам выдали на неделю! Так что корми их кашей и щами, а молоко и картошку я буду приносить каждый вечер. Мясо, звеньевая обещала давать каждую неделю по разу»

Обратившись к ребятам, она сказала: «Скоро девять вечера, идите в дом звеньевой смотреть телевизор. Там собирается вся деревня!»

Санькин приятель тихо спросил, где можно помыться и сходить в туалет. Женщина его куда-то увела. Через некоторое время он появился, и на его лице было удивление и разочарование. Он рассказал Саньке, что туалета у них нет, а за пристройкой есть яма, покрытая досками, видимо, остатки от «нужника», туда они ходят справлять нужду, а умываются летом на улице, а зимой рукомойник переносят в дом. Бани своей у них нет, поэтому, по субботам, моются у соседей.

«Так что, Санька, привыкай к крестьянской жизни!» – обрадовал он этими известиями своего приятеля.

После таких слов Санька вновь вспомнил пионерский лагерь, первую июньскую смену, когда в семь утра пионервожатый почти силой поднимал с теплых кроватей своих подопечных и выталкивал на улицу, где температура воздуха едва поднималась выше десяти градусов. Замерзших детей сначала гонял по стадиону здоровый физрук, а потом заставляли умываться ледяной водой. И вот в деревне все повторяется вновь! Умывальник на улице, туалет за сараем на свежем воздухе!

Выпив по стакану теплого молока и пожевав прокисший черный хлеб, ребята отправились в соседний дом к звеньевой. Этот дом по величине был немного больше их жилища, но резко отличался своей ухоженностью и внутренними удобствами. Помещение было разделено на несколько комнат, главное, конечно, гостиная, где был большой диван, два кресла, стол с красивой скатертью и несколько стульев. В углу на тумбочке стоял телевизор. Почти все места заняли пришедшие соседи. Телевизор был старенький, но показывал довольно хорошо, на экране можно разглядеть движущиеся фигуры и понять речь героев. На стенах, кроме цветных ковров висело много фотографий, и Санька принялся их изучать.

«Хотите чаю с печением?» – услышал он тихий девичий голос.

Ребята скромно сказали: «Да!»

Девочка лет двенадцати поманила их рукой в соседнюю комнату, которая оказалась кухней и столовой. Устроившись за чистым столом, рядом с самоваром, печением и вазочкой с дешевыми конфетами ребята почувствовали себя в городской обстановке. Они пили чай из ярких кружек и слушали веселую общительную дочку звеньевой. Та долго рассказывала о своей семье, с гордостью показывала на грамоты и поздравительные письма, которыми были награждены ее родители. Потом стала рассказывать о фотографиях на стенах, где были изображены все родственники и знакомые односельчане. На одной из картинок Санька узнал свою хозяйку, улыбающуюся и хорошо одетую.