«Наверное, у них нет билетов, – подумал лейтенант. – У меня тоже».

Антон похлопал себя по карманам и в правом нащупал служебное удостоверение. Он подошёл к проводнику и сказал:

– Можно вас на минуту. Это срочно.

Проводница забегала глазами. Синявский нахмурился, и она согласилась пройти с ним.

– Да, что такое молодой человек?

Антон достал своё удостоверение и тихо сказал:

– Я из органов безопасности. Мне нужно срочно выехать на этом поезде из Москвы.

Проводник судорожно закивала головой:

– Да, да, конечно.

Синявский оглянулся на детей и пожилую пару и не менее строго добавил:

– Им тоже.

Проводник хотела было возразить, мол, дети же пришли не с ним, но, видя суровый взгляд лейтенанта, согласилась впустить и их.

Антон забежал в вагон и сел на боковушку. Не разжимая конверта, он высунулся в окно, чтобы убедиться, что полицейское заграждение выдержит напор толпы.

– Как вас зовут? – вдруг послышался сбоку мужской голос.

Антон обернулся. Рядом на полке сидел тот самый усатый мужчина в кепке, которому он помог. Вопрос мужика застал его врасплох. Если в обычной ситуации можно было на него ответить просто, то на секретном задании любая информация могла навредить делу.

– Я… Андрей, – ответил лейтенант.

Проводник захлопнула дверь, и поезд медленно пополз по рельсам. За окном была разруха: разбитые окна, брошенные автомобили, улицы, утопающие в грязи и крови. Таганский холм пылал, клубы чёрного дыма сливались с мрачным ноябрьским небом. Третий Рим рушился в страшных судорогах голодного безумия.

Поезд скрежетал. Медленно проплывали платформы, жилые районы хмуро глядели серыми фасадами на бегущих из Москвы. По Варшавскому шоссе шли гружённые баулами люди. Ворча и качаясь из стороны в сторону, они шагали прочь от Москвы, города, который бился в конвульсиях и таял с каждым днём.

Все в купе сидели молча. Женя смотрел в окно. Его взгляд не цеплялся ни за что, а просто скользил по проползающим окраинам. Дядя Рома и тётя Люба время от времени поглядывали на детей. Тётя Люба негромко вздыхала и держала дядю Рому за руку. Она хотела заговорить, но не знала с чего начать. Антон посидел минут пять и ушёл к проводнику.

– Ребята, вы хотите есть? – осторожно спросила тётя Люба.

Женя не ответил, он смотрел в окно и будто не слышал. Снежа взглянула на брата и опустила голову. Дядя Рома открыл сумку, выглянул в коридор и быстро достал завёрнутые в салфетки бутерброды. Купе наполнил запах копчёной колбасы. Снежа тихонько подняла глаза и посмотрела на дядю Рому.

– Держи, – сказал он и протянул бутерброд.

Снежа, неуверенно протянула руку и осторожно, чтобы не уронить тонкие кусочки колбасы, взяла бутерброд.

– Женя, возьми, тебе надо поесть, – сказал дядя Рома.

– Я не хочу, – чуть слышно ответил парень.

– Я оставлю тебе. Если захочешь – возьмёшь.

Снежа долго жевала бутерброд и, когда закончила, спросила:

– Тётя Люба, а куда вы с дядей Ромой едете?

Тётя Люба взглянула на мужа.

– Не знаю, Снежа. Надо было уехать из Москвы. У меня сестра живёт в Краснодаре, может, у них ситуация получше, – она попыталась улыбнуться, но удалось ей это только на мгновение.

– А вы куда собирались ехать? – спросил дядя Рома.

– К маминому другу в Курск, – ответила Снежа.

– Он знает, что вы едите? Он вас встретит? – спросила тётя Люба.

Девочка растерялась:

– Мама говорила ему… наверное знает… я…

– Ни хрена он нас не встретит! – закричал Женя и уставился на всех красными глазами. – Ему нужна была только мама! А её убили!

Парень снова отвернулся к окну.

У Снежи вновь перед глазами невольно всплыла та ужасная давка у вокзала… мама, как на неё накинулись люди… В груди стало тяжело, вокруг глаз всё заболело, и она заплакала.