Многие сотни людей прохаживались вдоль рядов, покупая товары. Важные патриции и патрицианки в носилках, раздвинув занавески, рассматривали товары и указывали на интересующие их вещи рабам, которые тут же подносили эти товары хозяевам, чтобы те могли их рассмотреть получше. Ну а простые люди, толклись пешком, прицениваясь и ощупывая товары, торговались с продавцами. Стоял гвалт и можно было услышать десятки различных наречий, в том числе и русские. Попадались весьма симпатичные девушки и более зрелые дамы, в сопровождении и без оного.

Лично мне ничего не было нужно, а Ивану Еремеевичу-капитану корабля, я поручил купить продуктов на неделю. Парамона попросил продать половину доставшихся нам баранов, так как их нечем было кормить и купить травы для оставшихся. Решено было также продать 100 комплектов вооружения и доспехов из имеющихся трёхсот. Так что на базаре находилось двадцать волонтёров с определённой миссией. Целых два часа мы гуляли по торгу, дивясь пестроте национальностей, а потом вернулись на корабль к обеду. Обе галеры уже исчезли. Надеюсь, этот жестокий урок не пройдёт даром для бея Клыч Нияза. Кстати, четверо из русских гребцов и два половца, не вернулись на корабль, видимо найдя себе какое-нибудь занятие или знакомых. Я никого не держал, и они могли беспрепятственно гулять по городу. Ну и ладно, как говорят: – «баба с возу, кобыле легче». На ужин собрались все. Парамон доложил, что продал 35 баранов и все 100 комплектов вооружения, выручив за баранов 450 дирхемов, а за вооружение 2000 дукатов и 24000 серебряных милисиариев, хотя продавали всё вдвое дешевле, лишь бы быстрее. Интересно, что, почуяв запах пищи, к кораблю собрались полтора десятка нищих голодранцев и они так умильно смотрели на матросов, что я распорядился дать им по лепёшке с горячей бараниной и выставил половину анкерка с вином, литров 7-8.

Между делом я рассматривал с Иваном, стоящие в гавани корабли и сравнивал с нашим. Наш корабль был одним из самых крупных, но вот мачты подкачали. У некоторых кораблей высота мачт превышала 30 метров и составлялась из нескольких брёвен, соответственно и парусов на них было в разы больше, чем у «Оки». К сожалению, при строительстве, никто нам не посоветовал делать мачты выше, а сами мы, конечно, не догадались. С берега донеслись благодарственные крики наевшихся и напившихся оборванцев. Я помахал им рукой, и они разошлись. Несколько раз подходили люди, спрашивали насчёт работы, но получив отрицательный ответ, уходили. К вечеру город угомонился и в нём стало гораздо тише. Наконец настало время сна, и я ушёл к себе.

14 сентября. Среда. Мы неплохо заработали на вооружении, и я попросил Парамона снести на торг ещё 50 комплектов, но на этот раз поторговаться. Ближе к полудню, я вновь нарядился и в том же сопровождении отправился к дворцу претора. Как и вчера нам предложили подождать, уже другой офицер. Те же чиновники вышли ко мне и препроводили во дворец. Моя свита осталась в одном из залов, а я с переводчиком и Арзамасом прошли дальше. Подошли к богато отделанной двери и оставили перед ней оружие, кроме кинжалов, моего штык ножа и пистолетов, моего и Арзамаса.

Оружие принял слуга в ярко красной одежде и чулках. Перед нами вошёл стратопедарх и пригласил нас внутрь. В огромном зале, на возвышении, в кресле сидел пожилой человек, с гладко выбритым лицом, одетый во что-то, вроде клетчатых гамаш, облегающих ноги, в коричнево-желтую клетку, хитон (рубашку) с узкими рукавами, полами, заправленными в гамаши, затянутый широким ремнём. Сверху на нём был накинут ярчайший красный плащ, до пола, скреплённый у горла массивной золотой заколкой с драгоценным камнем. На шее у него висела толстая золотая цепь с крестом, инкрустированным бриллиантами. На голове красовалась не то тюбетейка, не то жёсткий берет с пером. Его убранство наверно стоило целого состояния.