– Я тебе не верю, Халиди, – серьезно возразила она, ероша ему волосы. – Ты вчера говорил то же самое маме. Я слышала. Ты обманщик, Халиди.

Он рассмеялся:

– Это потому, что я еще сам не решил, кто из вас красивее…

– Фатма! – позвала из кухни мать. – Фатма, спустись вниз за лепешками!

Фатма состроила жалостное личико.

– Иди, малышка, – подтолкнул он ее. – Пора завтракать.

– А ты разве не пойдешь со мной, Халиди? – с грустью спросила девочка. – Я пока приготовлю тебе апельсиновый сок.

Фатма собрала с туалетного столика монетки и выбежала из спальни. Халед с улыбкой смотрел ей вслед…

«Халиди»! С самого первого дня своего пребывания в аз-Загазике она называла его Халиди – «волшебный». Он знал, что это самый нежный эпитет в египетском диалекте.

Громко хлопнула входная дверь.

– Надия! – крикнул Халед. – Надия!

– Что, дорогой? – Надия показалась на пороге.

– Подойди сюда побыстрее. Я хочу тебя поцеловать, пока Фатмы нет. Эта плутовка все время подглядывает за нами.

– Она влюблена в тебя, что ж поделать! Перед тобой не может устоять ни одна женщина, – кокетливо заметила Надия. – Слышал, как она захлопнула дверь? Злится!

Надия присела на край постели. Халед потянулся к ней, но она мягко отстранилась.

– Милый, меня давно мучает одна мысль…

– Не надо, прошу тебя. Давай сегодня не говорить о делах.

– Нет, не то, что ты думаешь. Совсем другое. Это, конечно, мой каприз… Но я хочу спросить, как тебя зовут. Какое твое настоящее имя? Не думай, звать я тебя буду по-прежнему… Ты скажешь, милый? Это ведь не очень большая проблема?

Халед обнял ее за плечи, привлек к себе.

– Это вовсе не проблема. Ты можешь знать обо мне все. Когда-то меня звали Томми Реда.

– Томми? Тебе не идет это имя.

– Может быть, поэтому я его и забыл…

Звонок в дверь заставил Надию вскочить.

– Пойду открою, а то Фатма поймет, что мы тут целуемся, и от ревности вываляет все лепешки.

Напевая вполголоса какую-то песенку, Надия вышла в коридор.

Она открыла дверь и застыла. Холод сковал губы.

Перед Надией стоял ее муж с Фатмой на руках. И в висок девочке был направлен длинный и толстый ствол пистолета.

Полицейский инспектор Салим ан-Нуман захлопнул папку и небрежно швырнул ее на стол. Гладкое дело, подумал он. В нем есть все. Убийца, орудие убийства, жертвы, мотивы, свидетельские показания, неопровержимые улики. Прямо-таки идеальное дело.

Розыски убийцы заняли всего несколько часов. В дактилоскопической картотеке полицейского управления имелись отпечатки пальцев, идентичные тем, что были обнаружены на пистолете, брошенном на месте преступления. Их оставил некий Абдель Карим, судимый в 1980 году и приговоренный к крупному денежному штрафу за махинации в строительной фирме.

Его нашли дома в состоянии наркотической прострации – как выяснилось, обычном для него в последнее время. На кухне рыдала девочка, дочь Абдель Карима, которую он, совершив в аз-Загазике двойное убийство, привез к себе на виллу в Каир. Ревность и ненависть к жене-беглянке, помноженные на затуманенный гашишем ум, – стоит ли удивляться тому, что натворил этот безумец?

Да, есть все основания подвести черту. Но, если вдуматься, несколько небольших загадок в этом деле, похоже, способны вырасти в трудноразрешимые проблемы.

Можно, конечно, плюнуть на них, расписаться на протоколе и ехать домой, в Замалек. Сесть на террасе, подставить лицо и плечи свежему ветерку с Нила и забыть хотя бы на вечер о делах. Но он, к сожалению, так не сумеет – он изведет и себя, и окружающих, пока не получит ответы на все интересующие его вопросы.

Салим ан-Нуман выпил стакан кипяченой воды, закурил сигарету «Бостон» и пошел в соседнюю комнату, где на коленях у убитой горем старушки сидела маленькая Фатма. Инспектор вытащил свежий платок, аккуратно стер слезы с осунувшегося лица девочки и сел рядом.