Павел взял шлем, надел его, и сознание сразу перешло в другое состояние.

Алла прекрасно понимала, что такое сон. Это такое состояние, в котором если ты себе задашь вопрос, как туда попал, и не сможешь найти на него ответа,– значит это точно сон. Она знала, что это реальность. Что вот её дом, её лавка, люди – её друзья и знакомые. И в то же время она с трудом вспоминала, как тут оказалась. Вроде приехала, болела, лежала в больнице, а после что-то из головы вылетело. И вот тут, будто ничего из прошлого и не было.

Брала краски и по воспоминаниям рисовала портрет мамы, отца, а после и брата. Так у неё появился семейный альбом, где вместо фотографий были только её рисунки, нарисованные по памяти.

– И всё же, это странно.

У неё не так много друзей, все куда-то спешат: то приедут, то тут же уедут. Складывалось впечатление, что она живёт на перроне, а мимо пролетают поезда.

– Здравствуй, Аллочка, – так всегда к ней обращалась Маргарита с седыми волосами. – Ты опять цветёшь, как солнышко.

– А как же иначе.

И действительно, как же иначе просыпаться, если не улыбаться. Её рыжий кот всегда спал рядом, потянется и сразу лезет к ней, начинает тыкаться мордочкой и мурлыкать.

– Сейчас-сейчас, покормлю, дай потянуться, – говорила ему и, ещё с минутку понежившись, вставала и шла на кухню.

Маргарита держала лавку пряностей, а через дорогу была мастерская по ремонту обуви. Там, несмотря на погоду, всегда сидел лысый старичок Петр Афанасьевич и по старинке чинил обувь. Она к нему заходила в гости. Он откладывал свои башмаки в сторону и они просто разговаривали.

Но больше всего Алла любила ходить в монастырь. Он располагался у самого моря, но там не было дорог, кругом обрывы и высокие скалы. Именно там, почти на самой вершине, был каменный дом с черепичной крышей. Она поднималась по узкой тропинке, а после по крутым ступенькам до самого верха.

Игнатий, так он ей представился, всегда жил один, не любил людей, сторонился их. Даже в город приходил за продуктами только рано утром или за несколько часов до закрытия магазинов.

– Это ты, светлячок?

Алла ещё не постучалась в его дверь, а он уже знал, что она здесь. Иногда называл её бабочкой, кузнечиком или рыбкой, а вот теперь светлячком.

– Проходи, ты вовремя, я как раз картошку сварил, сейчас огурчики принесу и квасцу налью.

– А я вам хлеб принесла, три булки, знаю же, что кончился, вот и прихватила.

– Ай, лапочка, ай, спасибо. Ну же, проходи, – и старичок, отодвинув тяжелую скамью, пропустил девушку к окну.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, что так рано? Или уже выспалась, кот не дал понежиться?

– Дал, просто уже не хотела лежать. У вас так красиво, – она любила сидеть у окна и смотреть на море. – Опять что-то чертите? Кстати, я продала один из ваших чертежей, покупателю понравилось, может, ещё зайдёт.

– Это хорошо, пусть покупает, пригодится.

– А что это? – нагнулась и стала рассматривать большой лист бумаги, лежавший на соседнем столе.

– Это часть ускорителя для плазменного двигателя. Но люди пока не научились контролировать плазму, у них – пшик – и всё.

– Хи, тогда зачем им ускоритель, если не умеют её удерживать?

– Научатся, рано или поздно всё у них получится. А вот что делать дальше, пока не знают, вот и подсказываю.

– А откуда вы всё это знаете?

– Трудно сказать, сам порой думаю откуда. Вот ты говорила, что не помнишь, как попала в город, и считаешь, что всё время тут жила.

– Ага.

– Вот и я не помню, как этому всему научился, но хочется поделиться.

– А может, вам переехать в город, там часто бывают умные люди, поговорите.

– Чур меня от этой напасти, только не это. И как я уже просил тебя, никому не говори, где я. Не хочу их видеть. Чур-чур меня.