Уже на самом конце поля они нырнули в овраг. Неширокий и неглубокий вначале, он вдруг резко расширился, ушел вниз и стал словно тоннель. Земляные стены были покрыты трещинами, повсюду торчали корни кустов и трав. Еджик поежился, не обвалилась бы земля, останутся тут навсегда. Но девчонка смело шагала вперед, а значит, и ему нельзя было показывать страх.

Они шли минут десять; неожиданно тропинка резко пошла вверх, и вскоре они вышли на поверхность. Еджик оглянулся, рядом стояли какие-то дома.

– Вот это мой, – показала Шинентак, – только сзади. Через два дома твой.

– Спасибо, – поблагодарил Еджик.

– Пожалуйста.

Вечером, когда пришел отец, Еджик спросил его:

– Папа, ты знаешь Кашана?

– Знаю, – нахмурился отец.

– Он добрый человек или злой?

Отец присел на табурет.

– А почему ты спрашиваешь? Он тебя обидел?

Пришлось рассказать о Шинентак.

– Она говорит, что он ненавидит только ее, потому что не родная, а свою дочь любит.

– Видишь ли, Еджик, – задумчиво сказал отец, – когда я был маленький, бабушка рассказывала мне, что все люди произошли от матери медведицы. Все, кроме немногих, чьей матерью стала волчица. А у волка какая жизнь, зарезать кого-то и съесть. Страшный зверь волк – зверь одиночка. Но даже такой зверь, как волк, любит свою плоть и кровь, своего волчонка. Поэтому, наверное, нет такого человека, который не любил бы совсем никого. Но любить кого-то одного – мало, чтобы называться человеком. У человека есть братья, друзья, односельчане, словом близкие, понимаешь?

– Понимаю. Шинентак должно быть очень плохо с таким человеком.

– Ничего, – усмехнулся отец, – вырастет, уйдет и будет жить сама.

– Это сколько же ждать.

Отец посмотрел на него удивленно:

– Не так уж много. В этом году.

– В этом году!?

– Ты никогда не думал, что ты уже взрослый?

– Ннет.

– Подумай.

Из письма Еджика Найде.

Привет, Найда. Я уже месяц как в Алае. Тут все не так как у нас. Асфальтовых дорог здесь нет, только земляные. Когда идет дождь, отец наматывает на шины грузовика цепи, и все равно не всегда проехать может. После дождя я прихожу в школу и ботинок не вижу – сплошной ком грязи.

В школе на физкультуре учатся верховой езде, стрелять из лука и драться на ножах. Ездить на лошади я пока не научился, стреляю тоже плохо, а вот на ножах неплохо получается, учитель меня хвалит. На день рожденья отец подарил мне свой нож, длинный, с костяной рукояткой. Я его ношу в портфеле на физкультуру, непривычно. Спортзал здесь на улице, не представляю, как они занимаются зимой.

Девчонки тут все носят длинные косы, и волосы у них черные, как воронье крыло. Нет даже коричневых волос, не то что там белых. Не знаю, красят они волосы краской, или от рожденья такие. Моего имени никто не может выговорить, называют Ежи. Я не обижаюсь. Люди здесь в основном неплохие, редко кто по пустякам ругается. И все равно я очень по городу скучаю, особенно по тебе. Как там у вас дела? Пиши. Еджик.

Из письма Найды.

Привет, Еджик. Ты спрашиваешь, как у нас дела. Все по-старому. Я учусь, родители работают. Очень по тебе скучаю, когда ты уже приедешь? Месяц, это оказывается очень много, я никогда не думала, что время так тянется. Отец спрашивает, что делает его друг Раздан. Ну вот и все, до встречи. Найда.

Они жили в Алае два месяца. Еджик привык. Это не значит, что ему нравилось в поселке, просто он научился видеть хорошее. Хорошо было, когда приходила бабушка Асан, приносила сладкие и кислые лепешки, рассказывала про его бабушку Улашан. Оказывается, бабушка хорошо знала травы и всех в деревне лечила. Кроме того, она умела ткать ковры и вышивала красивые узоры. Бабушка Асан показывала скатерть, даже Еджик понял, как красиво. А Шинентак только что не прыгала от восторга. Ах, как красиво, какой узор! Ашаш! – значит: искусница.