Дёргается, на глаза накатывают слёзы. Со мной ни разу не плакала, всё выдерживала, была удивительной. А с этим сопляком превратилась в размазню, которую я не узнаю. 

– Ты настолько… монстр? Убьёшь его, чтобы сделать мне больно? Ты… 

– Да, Ада, я монстр, - повторяю это, ловя пальцами гладкие пряди. Раздражает. – Я сделаю всё, чтобы ты поняла, что со мной играть плохо. У нас была сделка, ты должна была остаться со мной. Ты сбежала. Любой договор включает в себя штрафные санкции.

Изначально бы пустил этому гандону пулю в башку. За то, что касался моей женщины, нацепил на её палец дешёвое кольцо. Был моим клиентом, давним, хорошим.

Я отпустил его, когда Ян заявил, что его девка беременна, хотел уехать из страны. И я позволил, слишком сильно был занят Адой в моей постели. А оказалось, что Ян собрался укатить с моей девкой. 

Если бы тогда, когда нашел её в Испании, знал об этом – тут же бы вернул. Вздёрнул парня, наказал Аду. Но она была одна, грелась на солнце, каталась на кораблике. Кормила, блядь, рыбок. 

А после рванула куда-то, не уследили за ней. Скрылась так стремительно, будто вышла за хлебом и не туда свернула. И четыре года её искал. Чтобы теперь была передо мной.

– Ты, - её нижняя губа трясётся, выдавая волнение. – Ты редкостная гниль, Халид. Если таким мне угрожаешь. Я знаю, что ты… Но Ян при чём? Не трогай его, он же тебе ничего не сделал. 

– Мне решать, сделал или нет. Но знаю, всё что с ним случится, это твоя вина.

Помню, что у Ады бзик. Не терпит, когда кто-то страдает из-за неё. А Ян точно пострадает, и точно из-за неё. Пускай держит это у себя в голове, прокручивает. Может, тогда поймёт, что меня кидать не стоило. 

Я ей многое мог спустить. Тогда, но не сейчас.

Сейчас за каждую мелочь начну спрашивать, чтобы дошло. Четыре года назад я был с ней ласков и предельно учтив, а теперь она увидит, каким я бываю с другими.

– И что? Мне собирать вещи, опять переезжать к тебе? Всё по новой, Халид, думаешь что-то поменяется?

– Можешь не собирать, - перехватываю её ладонь, которой пыталась дотянуться до пушки. – Неправильное движение, Ада. Но нет, можешь не ехать никуда.

Поднимаюсь, оставляя её у кресла. Знаю, что сама поднимется и пойдёт за мной. Едва не раньше меня оказывается на кухне, двигает какие-то баночки, суетится.

– Сделай мне кофе.

Она крепко сжимает кружку, будто бросит в меня ею. Но Ада не идиотка, и глаз не сводит с пистолета на столе. Поэтому разворачивается к чайнику, крепко сжимая челюсть.

Скулы прорисовываются, острые, как лезвие. Опять худая, как скелет. Видел на снимках старых другую, округлившуюся, уминающую булочки. А теперь к обратному вернулась.

Что, сопляк не может её обеспечить?

– Просто заглянул на кофе? – ставит передо мной чашку с дешевой бурдой, хмурится. – Чего ты хочешь, Халид?

– Считай визитом вежливости, раз ты заглянула в мой город.

– Москва не твоя, пусть ты тут и правишь. Или вернее Цербер? – играет с огнём. Наливает себе воды, жадно пьёт. Нервничает, в панике. Ещё намного надави – и будет крах. Тот, которого я долго ждал. – Тогда зачем ты приехал? Напомнить, что всевластен? Я это не забывала.

– Мне кажется, что забыла, раз решилась на побег. Но теперь всё изменилось, Ада. Ты сама ко мне придёшь, совсем скоро. 

Оставляю кофе нетронутым, направляюсь к выходу из старой квартиры. Со мной бы жила по-другому. Я ей бы ни в чём не отказывал. Но выбрала этот путь – значит пройдёт его до конца.

– Кольцо выбросишь, - предупреждаю, открывая дверь. – И никто тебя не коснётся, иначе спущу шкуру, это ясно?

– Халид…

– Не вздумай бежать опять, за тобой слежка. Будь тихой, Ада, тогда, может быть, твой Ян не пострадает.