– Именно. Рад, что ты начинаешь понимать.

Не понимаю. Халид не знает о ребёнке? Проигнорировал? Решил, что это не его сын? Мысли мечутся внутри, режут мозг острием, заставляют душу кровоточить.

Как он мог не заметить детские вещи в квартире? Мог, если не всматривался, если не проводил себе экскурсию по квартире, а просто ждал в моей спальне.

То есть… Яну, моему сыну, ничего не угрожает. Делаю вдох, отстраняюсь от Халида. Чувствую, как пальцы, дрожащие всё время, наконец, смирно укладываются на колени.

– Так что будет дальше? – едва хлопаю в ладоши, когда толпа ревёт из-за победы одного бойца. – Ты сказал, что я приду к тебе за помощью. Но пришел сам, привёз сюда. Не подскажешь, что мне ожидать?

– Ты же не предупреждала перед тем, как сбежать. Я вернулся, Ада, и собираюсь остаться в твоей жизни. Чтобы ты поняла, что предавать меня чревато. Надеюсь, ты насладилась своей свободой за эти четыре года, потому что теперь ей пришел конец.

– Спасибо, - Халид явно не ожидает моей улыбки, но я касаюсь его ладони. – За честность.

Потому что где-то глубоко, в дебрях души, где я хранила вспоминания о семье и том, как Халид касался моих волос, жила ещё и надежда. Порочная, жгучая надежда, которую не было сил убить.

Что мужчина что-то чувствовал ко мне, пусть не любовь, но что-то больше простой похоти и желания обладать. Маленькая противная мысль «а вдруг», что он вернулся ведь не просто ради мести. Искал выслеживал, потому что хотел увидеть меня.

Банально и слишком наивно для меня, но избавиться не получалось.  Халид называл меня колючкой, а сам был занозой, которую никак не достать. Вцепилась четырнадцатого февраля, в день, когда мы встретились, и теперь перманентно со мной.  

– Он хотя бы жив? – слежу за предателем, которого под руки выводят с арены. И вид у него не лучший. – Или сразу в утиль?

– Детей трогать нельзя, Ада. Оклемается – получит вольную, нет – так другие подобного не допустят.

– Это твой принцип? – слишком сжимаю его ладонь, привлекая внимание. Но мне нужно это услышать, получить подтверждение. – Что дети не должны отвечать за грехи родителей?

– С чего интерес?

– С Яном ребёнок. Он не пострадает из-за твоего желания мести?

– Нет.

– Дай мне слово, Халид.

– Ты мне тоже слово давала, Ада. Что узнав про Цербера никуда не уйдешь.

– Я обещала, Халид. Но обещания пусты, им никогда не стоит верить.

Потому что в моей жизни было слишком много невыполненного, чтобы я могла дальше верить. Смерть родителей, опекунов. Пропажа брата, который должен был за мной вернуться, но вот почти двадцать лет его не видела.

Валера мёртв, я знаю. Это не вызывает сомнений, иначе я бы смогла его найти. Но брат сгинул, будто и не было никогда. Будто я просто придумала парня, который заплетал мне косички и называл «чертёнок».

Обещания ничего не стоят, потому что их никто не выполняет. Нет нужды. Халид поступал честно, ничего мне не обещая. На затворках я сама что-то придумала и поверила, но это только моя ошибка.

– Запомню. Поэтому надейся, что во мне осталось что-то человечное, чтобы не лезть к семье Яна.

А к моей семье?

К моему сыну?

Вопрос крутится на языке, но проглатываю его. Халид не знает о сыне, а значит есть шанс скрыть это до конца. Если он не причинит Яну вреда, то кто сказал, что не попытается отобрать?

Строю миллионы исходов, скачу от одного мнения к другому. Только что боялась, что Халид причинит вред сыну, а теперь – что заберёт. Халид непредсказуем, и я никогда не знаю, что он решит через мгновение.

– Теперь будет интересней, - Халид привлекает моё внимание к рингу. – Два лучших бойца Шаха. Лютый и Арес. Можешь сделать ставку.