Сегодня бой не заладился с самого начала. Русский офицер-пулемётчик и солдаты убили и ранили не меньше десятка его отважных товарищей. В ушах стоял звон от взрывов, и в самый неподходящий момент вышел из строя автомат. Русский лейтенант уже вставил диск в пазы, отчётливо лязгнул взводимый затвор. От пулемётных очередей песчаный бугорок не спасёт! Капрал заученным движением выхватил из нагрудного кармана рубчатую гранату и, сдёрнув кольцо, метнул её в Астахова.

Она взорвалась, не долетев нескольких метров. Лейтенант успел пригнуться, сильный удар едва не выбил пулемёт из рук. Крупный осколок продырявил край пламегасителя, ещё несколько хлестнули по брустверу, запорошив глаза песком.

Капрал замер, прячась за бугром, а из низины выскочили сразу трое солдат в таких же касках с маскировочными сетками. Астахов стрелял почти вслепую, перед глазами всё расплывалось, но он сумел свалить одного солдата, а другого достал винтовочный выстрел. Уцелевший автоматчик бежал вдоль неглубоких окопов, посылая очереди сверху вниз.

Остальные солдаты штурмового взвода лежали, их прижимал к песку пулемёт Астахова и винтовочная стрельба. Пытаясь поднять своё отделение, вскочил капрал. Он сумел наладить автомат, дал одну-другую очередь, но тут же упал – винтовочная пуля угодила ему в грудь.

Солдат, прорвавшийся к окопам, опустошил магазин и вдруг понял, что остался один. Красноармеец в пилотке выстрелил в него из винтовки, но только ранил.

– Берите живьём! – приказал Астахов.

Солдат, оглядевшись вокруг, оскалил зубы и, что-то выкрикивая, прижал к животу гранату. Бойцы шарахнулись прочь. Глухой взрыв подкинул тело, отлетела оторванная кисть руки.

Дисков к пулемёту больше не оставалось, но штурмовой отряд отступал, унося раненых. Красноармейцы кинулись было преследовать врага. «Гочкис» заставил их залечь.

– Что, получили? – кричали бойцы.

– Суньтесь ещё, все здесь останетесь!

Астахову принесли трофейный автомат.

– Гляньте, товарищ лейтенант. Вам он как раз пригодится. И магазины запасные.

– Воды лучше дайте, глаза промыть.

Санитар осторожно лил воду из фляжки, затем протёр глаза ваткой. Резь уменьшилась, но в правом глазу плясали красные точки, текли слёзы.

– Я вам глаз перевяжу, а вы шагайте в санчасть, – сказал санитар. – Кто-нибудь из бойцов вас проводит.

Появился ротный Назаренко и оглядел Василия.

– Ты у нас как пират одноглазый. Повоевал?

Бесцеремонность старшего лейтенанта всегда задевала Астахова. Какого ответа он ждёт?

– Атаку вражеской пехоты отбили, – козырнул лейтенант. – Потери подсчитываем.

– В санчасть собрался?

– Нет, пока останусь со взводом. Вечер наступает, неизвестно, что японцы к ночи придумают.

Назаренко никак не отреагировал. Глянул, как вытаскивают из окопа двух погибших пулемётчиков.

– Расчёт заменил?

– Так точно.

– Пусть диски срочно набивают.

Старший лейтенант поднял с бруствера трофейный автомат, осмотрел его.

– Японской трещоткой вооружиться решил?

– Решил. Автомат в ближнем бою штука эффективная, а с пистолетом много не навоюешь.

– Тебе и не надо воевать, – снисходительно заметил Назаренко. – Взводом чётко командуй и с сержантов строже спрашивай.

– Вон мои сержанты лежат. Двое погибли, один тяжело ранен.

– Товарищ лейтенант из пулемёта лично огонь вёл, – не выдержав, вмешался пожилой санитар. – Если бы не он…

– А ты чего встреваешь? Занимайся ранеными и не лезь, куда не просят.

Быстрым шагом подошёл комбат Лазарев. Увидев перевязанное лицо Астахова, спросил:

– Что, ранили, Василий?

– Песком хлестнуло, товарищ капитан.

– В санчасть тебе надо. С глазами шутить нельзя. Или Назаренко не отпускает?