– Служба, – развел руками офицер.

– Тем более поберегите себя. Прикажу вам чаю сделать. При нашей сырости только в нем и спасение для организму. А я покуда арестантов в книгу впишу. И не переживайте. Займутся ими. Будет в лучшем виде.

Меня завели в караулку и посадили на грубо сколоченную скамейку. Солдат с бледным, землистым лицом, пропахший табаком и потом, занял место с правого боку. С другой стороны пристроился худощавый и длинный парень, не знавший, что делать: то ли направить на меня ружье, то ли поставить его в угол. Он явно был новичком, терявшимся в отсутствие начальства.

В караулку вошел, вернее, вкатился похожий на колобка человечек. В руках он держал такую же связку ключей, что у чиновника.

– Господин подпрапорщик. – Солдаты вытянулись во фрунт.

– Вольно. Куда ентого определили? – спросил человечек.

– Господин Фалалеев велели в холодную сунуть до утра.

– За что его?

– Убивец, четырех человек шпагой порешил, – коротко ответил новобранец.

– Вот мерзавец. Кого порезал-то?

– Капрала Пребраженского полка, слуг евойных да поручика полку Измайловского.

– М-да, не повезло ему, что седни капитан-поручик Огольцов дежурит. Он ведь до перевода в Семеновский полк в Преображенском служил. Поди, знал капрала убитого.

– Так точно, знали. Когда заговорили об убитом, враз в лице переменились.

– А убийца никак из немцев, – осмотрев меня, пришел к заключению подпрапорщик.

– Так точно-с, барон курляндский Дитрих фон Гофен, – подал голос бледный.

Смотри-ка, успел войти в курс дела!

– Барон, – скривился подпрапорщик.

Похоже, мой титул здесь не котировался.

– Раздевайся, душегуб, – сердито приказал человечек.

– До трусов, что ли? – усмехнулся я, вспомнив визиты в поликлинику из той, прошлой жизни.

Вместо ответа с меня сорвали верхнюю одежду, оставив лишь в нательной рубахе и исподних штанах, стянули сапоги. Каменный пол был сырым и холодным. Пока служивые ретиво срезали пуговицы и выворачивали карманы, я стоял и поеживался. Происходящее вновь казалось каким-то абсурдом.

Что же такое происходит? То, что я каким-то образом угодил в прошлое, – факт, не вызывающий сомнений, но почему это произошло, причем именно со мной? Чем я лучше или хуже других? И как можно вырваться обратно, в родной двадцать первый век?

Закончив надругательство над вещами, служивые вытолкнули меня в коридор. Я увидел растерянного Карла, которого ждала та же участь, ободряюще подмигнул и двинулся, понукаемый нетерпеливыми конвоирами. Мы прошли по лестнице, спустились в полуподвал. От едкого дыма резало глаза, холод сковал конечности, заставляя зубы отбивать чечетку. Я ступал босыми пятками, чувствуя, как ледяные иголки начинают колоть их все выше и выше.

Мы добрались до крайней камеры.

– Стой, – приказал человечек.

Он поковырялся ключом в замке, пока один из караульных светил факелом. Дверь со скрипом отворилась. Я удивился, что она такая маленькая – мне бы пришлось согнуться пополам, чтобы пройти.

– Добро пожаловать, господин хороший, – со смешком произнес подпрапорщик.

– Я так понимаю, что встреча с адвокатом мне не светит.

– Иди уж, не заговаривай зубы! – Мощным толчком меня запихнули в камеру.

Из проема полетели мои вещи, причем сапоги угодили прямо в лоб. Я стал поспешно одеваться, чтобы не потерять остатки тепла. Не хватало еще заболеть. Вряд ли здешняя медицина практикует что-то иное, кроме пускания крови.

Дверь захлопнулась. Я остался один в абсолютной, кромешной тьме. Попробовал распрямиться, но понял, что потолок находится слишком низко, ощупью нашел что-то вроде лежака и попытался лечь во весь рост. Увы, в длину комната была ничуть не больше. Ноги уперлись в стену. Пришлось свернуться калачиком.