Стенин был очень небогатым человеком, если не сказать нуждающимся – сколько я его знала, он всегда ходил в этом грязно-желтом сюртуке без пуговицы, меняя лишь галстуки и сорочки. По его словам они с Щербининым вместе воевали против Шамиля в 1845^>6. После же того, как был ранен в 1847, Стенин оставил военную карьеру и просто пропал из поля зрения российского правительства на добрые тридцать лет, объявившись лишь в начале восьмидесятых в Москве. На мой взгляд, это вполне мог быть сам Сорокин, уставший скитаться и прятаться и решивший хоть под конец жизни увидеть дочь. Он навещал дом Полесовых заметно реже, чем граф Курбатов, но тоже был здесь частым гостем – никогда не являлся без гостинцев для младших Полесовых, мог часами рассказывать им истории «из фронтовой молодости», и за это дети его обожали.

А вот третий мой подозреваемый появился в Москве всего неделю назад, но уже успел посетить Полесовых целых три раза. Это был Петр Фомич Балдинский – самый обычный в общем-то пожилой мужчина, если бы не несколько любопытных деталей. Его лицо было сильно обожжено, вызывая с первого взгляда даже отвращение и, разумеется, делая его неузнаваемым для друзей молодости. С Балдинским вообще было много странностей: взять хотя бы то, что в градоначальстве Омска, где, как он утверждает, служил когда-то бок о бок с Щербининым, такой фамилии никогда не слышали. Щербинин там действительно числился, а вот Балдинский – нет. Но где они тогда познакомились? И зачем Балдинский лжет?

Я не сводила глаз с этой парочки, пока кружилась в вальсе с Полесовым и была настолько погружена в мысли, что не слушала почти его пустую болтовню, стонавшуюся с каждым словом все более и более вольной. Только когда Полесов обнаглел настолько, что жадно провел рукой по моему плечу и коснулся обнаженной ключицы, что было уж вообще ни в какие ворота – я рассеянно посмотрела в его глаза и спросила тем же тоном, как спрашиваю у своих нерадивых учеников:

– Что вы делаете?

– Вы сегодня обворожительны, зайчонок мой, – глаза его масляно блестели, – у меня нет никакой возможности удержаться. Что мне сделать, чтобы вы меня поцеловали?

– Сбрить усы, – не раздумывая, ответила я.

Жоржик в панике дотронулся до своей напомаженной гордости и, кажется, всерьез принимал решение:

– И… тогда я могу рассчитывать на ваше расположение? – с сомнением спросил он.

К счастью, отвечать не пришлось, поскольку музыка кончилась – я попросила только отвести меня на место. Что-то я и не подумала, как буду выкручиваться, ежели   завтра он и впрямь появится без усов…

Полесов усадил меня на стул подле своей жены и отделался от нее лишь тем, что поцеловал руку. Едва же он отошел, Елена Сергеевна наклонилась ко мне и зашептала заговорщически:

– Спасибо вам, Лидочка, что выручили: я так неловко танцую – Жоржику было бы стыдно со мной. А вы просто очаровательно двигаетесь, ma chere, и это платье очень вам идет. А что за духи? – она потянула носом. – Я у вас таких не помню, что-то новенькое?

– Крид «Цветы Болгарии», – торопливо ответила я, не решаясь смотреть в глаза Елене Сергеевне.

– О, если не ошибаюсь, это любимые духи королевы Виктории? И такая восхитительная роза… можете мне такой же флакон достать?

– Я вам с удовольствием подарю этот – я ими почти не пользуюсь…

И Полесова принялась меня горячо благодарить, а я сидела, так и не подняв глаз. Временами ее святая простота наталкивала меня на мысль, что madame Полесова прекрасно осведомлена о похождениях своего мужа – смирилась с ними и научилась обращать в свою же пользу…

Стараясь забыть поскорее о произошедшем, я попыталась снова найти взглядом Стенина и Балдинского. А заодно и Курбатова, по возможности. Однако обзор мне уже загородил Алекс, и я с неудовольствием вспомнила, что обещала второй танец ему.