Частенько я приставал с расспросами:

– Дед, а ты Ленина видел?

– Нет, лично не довелось.

– А Сталина?

– Видел, в девятнадцатом году, но помню плохо. Он тогда на меня впечатления не произвёл.

– Как это? Ведь в ваше время его называли «великий вождь всех времен и народов».

– Это уже позже, после гражданской, когда Ленин умер, а тогда, в девятнадцатом, членом Реввоенсовета он, конечно, был, но героями совсем другие люди были. Ты про Сорокина когда-нибудь слышал? А про Думенко, про Махно?

– Махно же бандитом был.

– Хорош бандит, с четырьмя орденами Красного Знамени, а их тогда зазря не давали.

Я всё пытался добиться, не жалеет ли он, что Октябрьская революция произошла. Отвечал он по-разному. Для себя я понял, что не всё, что делали «красные» и Советская власть, было ему по нутру, однако он поверил в идею всеобщего равенства и благоденствия, которых без революции быть не могло. Мой детский вопрос: «А как бы вы без революции жили?» – вызвал у него улыбку.

– Да так бы и жили – не тужили, – отвечал он.

– Так ведь до революции в России голод и нищета были, а страной кровавый царь и буржуи управляли, – получив твёрдые жизненные установки из советских учебников, всё допытывался я до истины.

– Что-то я голода до революции не припомню. Мы хлеб растили, излишки продавали – на это жили. Во дворе у каждого скотина да птица. Какой голод? Вот в двадцать пятом, в двадцать восьмом и в начале тридцатых, вот тогда голод был. В тридцать втором даже новое слово появилось: «голодомор». Вот институт при царе вряд бы я окончил, – рассуждал он, – и дети мои в университетах тоже бы не учились. Так может, и не всем надо туда? Кто-то и на земле работать должен?

– А рабочие? Они же боролись за свои права.

– Боролись, как сейчас помню, это ты верно говоришь. Забастовки были – требовали пятидневную рабочую неделю, как в Англии, чтоб увольняли только через профсоюз, как в Америке.

– Так ведь добились своего.

– А, может, без революции ещё быстрее бы добились… Ты хоть помнишь, когда шестидневку в СССР ввели? Когда выходные появились? До середины тридцатых выходных дней у нас было пять… – он сделал паузу, – в году. А остальное время – работали на благо родины.

– Так ведь разруха была.

– А кто её устроил, царь? Или, может, банкиры и заводчики, прочие буржуи? Им неразрушенные заводы были нужны. А зарплата, у рабочих, какая была? Даже сейчас не у каждого такая есть.

– Дед, ты с двадцатого года партийный, а мысли у тебя не большевистские.

– Что ж, я оценивать ситуацию не умею? Не зря мне Советская власть высшее образование дала. Да и время сейчас другое: кое-что можно вслух сказать.

В моем детском сознании дед всегда был большим лесным начальником, который летом ходил в белоснежном кителе и белой фуражке с бархатным зелёным околышем, а когда шёл по посёлку, все с ним здоровались. Родители мои были людьми образованными. Отец – геолог, а мать в университете преподавала. Я никогда не задумывался, кто были их родители, к какому социальному слою они относились. Поэтому спросил деда о происхождении его семьи.

– Да из крестьян я, внучек, из обыкновенных крестьян.

– Ты не всегда лесом командовал?

– Да что ты. До этого много всего было. Узнаешь ещё, не всё сразу.

Много лет спустя, после смерти деда, я как-то подумал, что будет неправильно, если я своим внукам не поведаю – кем же был мой дед, как жил, что творил, о чём думал, на что надеялся. Люди должны помнить о своих предках, о делах их, славных и не очень.

Деда своего, Кирсанова Дмитрия Петровича, я в последний раз видел незадолго до его смерти. Он лежал в больнице для ветеранов. Поместили его в отдельную палату, куда переводили безнадёжных пациентов. Он иногда пытался вставать и даже говорить, но дни его были сочтены.