Как-то летом мне дали денег и разрешили купить квас в киоске через дорогу. Пошли втроем. Купили квас, сладкий и шипучий, не утерпели и выпили его за стенкой киоска, пристроившись под лучами ласкового весеннего солнышка. Танька первая стала как-то смешно разговаривать. Ей было уже три года, но она вдруг стала забывать слова. Потом посреди веселья легла на землю и уснула. Возле нее пристроилась разомлевшая Томка. Мне было весело, я не мог их растолкать и пошел звать взрослых. Во дворе присел на скамейку и тоже уснул. Меня нашли и разбудили взрослые, спросили, где девочки. Я сквозь сон сказал, что они спят возле киоска. Это надолго стало веселой притчей в семье. Продавщица продала нам старый забродивший квас. Так мы нечаянно впервые в жизни отведали взрослых радостей.

Вечерами нам читали сказки, разучивали сценки. У женщин других развлечений не было, занимались нами. Все, начиная с бабушки, освоившей грамоту в ликбезе, увлекались чтением. Хвастались добытыми напрокат книгами, передавали друг другу, берегли. Нам читали вслух, заставляя разучивать наизусть стихи. У меня была хорошая память, потом рассказывал сказки и стишки своим подопечным. Как-то получилось, что сам начал читать после того, как школьница тетка показала буквы. В заголовках газет находил ошибки. Например, в слове «США» пропущена буква «а». Доказывал, что это имя «Саша». Тетка увлеклась, принесла сказки, я по слогам стал читать их сестренкам. Все сказки мне очень нравились, но некоторые персонажи впечатлили особенно, чем пользовались взрослые для моего укрощения. Например, меня почему-то пугал одноглазый разбойник из «Али-Бабы».

Зимой общественная жизнь протекала в коридоре. Двери многих комнат не закрывались, можно было подсмотреть, что происходит у соседей. Даже поучаствовать. Однажды мне попало от бабушки за старенькую соседку. У них в комнате висела единственная икона на весь барак. Кроме их бабушки никто не молился. Зато над ней все подсмеивались, награждая нелестными эпитетами. Поэтому мы усвоили, что молитва занятие недостойное и смешное. Я подсмотрел в открытую дверь, как она молится, и когда та встала на колени и стала бить поклоны, с разбегу запрыгнул ей на спину. Не ожидавшая в молитвенном экстазе такого святотатства, старушка упала, я перелетел через ее голову и убежал. Бабушка, хоть и смеялась, как и все, мне всыпала так, что я это развлечение оставил навсегда.

Нас решили отдать в детский сад. Я в нем пробыл до обеда. Видимо, в садике была одна группа. При мне воспитательница стала ругать Таню, а я, привыкший их защищать, набросился на нее с кулаками. За это был «посажен на стул» – страшно унизительное наказание. Убежал из садика домой и наотрез отказался от этого учреждения.

Жили мы возле инфекционного отделения больницы. Очень интересное место с дырой в заборе, через которую тетя Тося ходила на работу. Я водил туда Томку и Таньку. Место для детских игр было неподходящим, но очень привлекательным. Отучить удалось с помощью больного, который перевязал глаз и с искаженным лицом зарычал на меня при очередной попытке проникнуть на территорию больницы. Помню, что он мне долго снился со своими сорока приятелями. Я вскакивал по ночам, а бабушка ругала тетю Тосю.

Семейство задумало переезжать в Читу, откуда все были родом. Перед войной пришлось бросить родной город и скитаться по чужим углам.

Дед наш, Василий, был из беспризорников. Остался без родителей, сосланных, как говорили, из Польши на каторгу в царские времена и сгинувших в безвременье. Может быть, красивая легенда. Откуда в Польше исконно сибирская фамилия? В четырнадцать лет в девятнадцатом году прибился к красным партизанам и провоевал до конца Гражданской, закончившейся на востоке страны в двадцать третьем году. К этому времени восемнадцатилетний парень уже был заслуженным, неоднократно награжденным за храбрость, бойцом. К тому же успел освоить грамоту. Его направили на курсы красных командиров. Повоевал под началом Блюхера, стал делать карьеру. Женился на бабушке Нине Яковлевне, неграмотной, наверставшей этот пробел в ликбезе. Она так пристрастилась к чтению, что привила эту любовь всем детям и внукам, которым пришлось с ней пожить. Я так и помню ее с книжкой в руках вместо привычного вязанья у других старушек. Она единственная кто никогда не ругал нас за чтение.