– Но, не смотря на характер сороки, осень ей тоже не нравится, – задумчиво пробормотала Марго и присела на лавочку, покрытую шуршащими листьями не меньше дорожек.

Иногда создавалось впечатление, будто все дворники осенью впадают в эйфорию от красок природы и поэтому не убирают листья. Иначе объяснить их количество Марго не могла. Она посмотрела на сизое, но ясное небо, полуприкрытое лысеющими ветвями деревьев, и вздохнула. В сумке лежала недочитанная «Эмма»9, но предаваться романтике не хотелось, даже в столь гениальном изложении. Не хватало Андрея, но Марго не решалась ему позвонить. В последнее время он стал частенько исчезать по непонятным причинам. Откуда у него возникало столько неотложных дел – Марго решительно отказывалась понимать. А больше говорить было не с кем. Ей начало казаться, что говорить в принципе не стоит. В лучшем случае, речь – выражение своих мыслей и переживаний. Но ведь все суждения и оценки сугубо субъективны, а значит любая мысль, исходящая из личного опыта, субъективная, а значит объективно лживая, т.к. ее значение относительно для других людей. В большинстве случаев объективно равные по значению слова звучат из телевизора, но они ложь в принципе. Следовательно, правда существует лишь в безмолвии, пока мысль едина со своим носителем.

– Значит британские ученые – самые большие вербальные лжецы, – сказала Марго, чувствуя себя счастливым психом, который нашел тайник главврача, даже если его вообще не было вместе с тайником.

Подул теплый ветер, и листья у скамьи ожили, начиная свой странный танец. Марго невольно поежилась, хотя ей совсем не было холодно.

– Открой мне двери – я войду, – тихо произнесла она.

– И позову с собою осень10, – продолжил голос рядом.

Марго повернула голову и увидела спокойное лицо красноглазого блондина.

– Может хоть тебе хорошо осенью? – с тоской спросила она.

– Не совсем. Хотя сейчас люди выглядят эстетичнее, особенно в сравнении с летом, – в голосе Мастера мелькнула брезгливость.

– Меня тоже бесят толстые потные шеи, небритые подмышки в майках и нависающие над джинсами животы, – кивнула Марго.

– Да, зрелище неприятное. Но еще хуже его объяснения и попытки оправдания. Люди думают, что небрежность – это шарм, загадочность, притягательность. Но, увы, вместо небрежности выходит довольно жалкое зрелище человека, для которого «комфорт» – лучшая причина стать свиньей даже внешне, – лицо Мастера скривилось от отвращения. – Хорошо, что осенью большая часть постыдных тел скрыта одеждой. Да, одеждой уродливой и ужасной, но лучше так, чем свинки из «Ну, погоди».

Марго хихикнула, радуясь, что встретила Мастера.

– Ты не понимаешь, – копируя голос гламурщиц, ответила девушка. – Юбка должна быть на размер меньше, ведь так она заманчивее обтягивает бедра. И каблучки повыше, и губы покраснее.

– Уж лучше немного мозгов, платье из натурального шелка, и мужчины «будут сами в штабеля укладываться»11!

Марго засмеялась.

– Мне так нравится эта героиня! И подобные фильмы.

– Подобные – это советские, черно-белые, ироничные или со смыслом? – уточнил Мастер.

– Лучше все вместе, хотя можно без первого критерия, – ответила девушка. – Есть хорошие фильмы не только из Союза. Например, старая версия «Семейки Аддамс».

– Или фильмы Хичкока, – добавил блондин.

– Точно! Особенно «Психо», я по нему доклад делала, когда мы начали личностные расстройства изучать.

– Ты психиатр? – встрепенулся Мастер.

– Да, будущий, – улыбнулась Марго.

– Психологов и психиатров не бывает будущих или прошлых. Они, как и неформалы, постоянны.

– Ага, а потом профессионально троллят людей! – добавила Марго.