Однажды Майкл с товарищем по кличке Леннон заехал к отцу в автопарк. Прибыли парни на новенькой 99-й хрустальной молодежной мечте 90-х. Цвет «мокрый асфальт», тонировка, мощная стереосистема, широкая резина, импортная конечно, новенькая. Все вместе – идеальный афродизиак. На вечер строились грандиозные гендерные планы, но Майклу не понравился какой-то несертифицированный свист под капотом, и он попросил таксопарковских волшебников глянуть, в чем дело. Пока происходил анализ, они с другом заглянули к отцу. Тот был в компании очевидно непростого человека. «Ах вот чей мерин-то», – подумал Майкл, который не мог не обратить внимания на роскошный «сугроб», или, как его еще называли, «шестисотый», в легендарном стосороковом кузове, стоящий во дворе таксопарка. Припарковался Майкл рядом и некоторое время с завистью разглядывал флагман немецкого автопрома.

– Пап, привет.

– Здрасьте, Сергей Алексеевич, – протянул руку Леннон.

– Привет-привет, знакомьтесь – Дмитрий Петрович. Дим, это вот – мой сын, а это – его друг по кличке Леннон, к битлам отношения не имеет, но очки носит.

– А я Харрисона больше люблю, – усмехнулся Дмитрий Петрович, которого чаще называли Петрович или Таджик, он в свое время служил в Таджикистане и очень этим гордился. – Ну что, молодежь, бандитствуем? – Учимся, – бодро ответил Майкл.

– Бандитствовать? – прищурил глаз Таджик. – Ладно, учиться тоже полезно, но и жизнь пощупайте. Эх, Серёга, нам бы в их возрасте такие возможности…

– Петрович, а я вот не завидую им, как-то все стало через голову, не через сердце. А голова у человека злая.

– Не скажи.

В это время в комнату заглянул мастер:

– Миш, все поправили. Готово.

– Пап, мы тогда поедем.

– Вот, все у них на бегу. Пойдем провожу. – Отец и Дмитрий Петрович, который, скорее всего, просто решил размять ноги, вышли с парнями во внутренний двор таксопарка. Миша не так давно приобрел свою наимоднейшую тачку и очень ею гордился. Конечно, рядом с кораблем Дмитрия Петровича она смотрелась достаточно скромно, но Миша справедливо полагал, что в его возрасте у Дмитрия Петровича, наверное, был велосипед, и поэтому у него точно есть право на самодовольство.

«Авторитет» озвучил мысли юного казанского флибустьера:

– Неплохой аппарат. Серёга, вот если б в нашей юности такие, а!

– Да и слава богу, что не было. Зато мы мечтали. А сейчас, посмотри на них, восемнадцать лет, а у него уже вон чего под жопой. Пять лет пройдет, купит мерс, и всё. О чем мечтать? Плохо, когда все мечты в юности исполняются. Когда нечего хотеть, жить не хочется.

– Философ ты, Серёга. Я, кстати…

Вдруг Дмитрий Петрович завис, и вместе с ним остановилось, как показалось, все вокруг, включая время. Он смотрел на переднее колесо Мишиного болида. Смотрел внимательно. Миша, конечно, сразу все понял, но гнал от себя эту неприятную мысль подальше, однако она, очевидно, не хотела уходить.

Удивительно, как без слов происходило раскрытие мелкой кражи, которая легко могла перерасти в крупные проблемы. Ни один из четырех участников мизансцены не произнес ни слова, но все всё поняли. Дмитрий Петрович посмотрел на свои бывшие колеса, затем на Мишу, потом на Сергея Алексеевича. Тот сначала отвернулся в сторону, сжал челюсти и, справившись с гневом, зафиксировал многозначительно-молчаливый взгляд на сыне. Миша тоже ничего не говорил. Просто переводил взгляд с отца на его друга и назад. Мысли в голове стремительно сменяли друг друга. «А я говорил, что не надо винтить колеса, не узнав, чья машина», «Интересно, это его „девятина“ или жены, и вообще зачем ему такое ведро, если у него „мерин“ есть?», «Батя меня прямо тут похоронит», «Хотя Петрович раньше…»