Британец не обиделся, он, вообще, был не обидчив, и пристально посмотрел своими янтарными глазами на Лаки:

– Странный ты малый. Я просто выполняю свои служебные обязанности. Свободные художники там. – Англичанин, по своему обыкновению примостившийся на перилах балкона, кивнул в сторону двора. – Хочешь туда, пожалуйста. Но без миски. Кстати, у нас теперь разные миски. Так что не парься.

– Я и не парюсь.

– Я вижу, как ты не паришься. Между прочим, я здесь в командировке. Через месяц хозяева вернуться, и заберут меня.

– Имя у тебя какое-то странное: Вольтик.

– Меня маленькой девочке подарили, она это имя и придумала.

– Как подарили? – изумился Лаки.

– Ну, «как, как»? Купили и подарили на день рождения.

– Купили?!

– Ты всё со своей независимостью носишься? Понимаешь, дружище, то, что ты валишь не в лоток, а куда вздумается это не независимость. Это всего лишь твоё раздолбайство и мягкотелость тёти Поли. Ладно, хватит умничать: залазь сюда.

– Не могу. Я после болезни высоты боюсь.

– Болезнь это плохо – как-то совсем по-взрослому сказал Вольтик. – Ладно, погнали в комнату. Там что-нибудь придумаем.

Они подружились. Вольтик оказался спокойным, рассудительным парнем, никогда не искавшим конфликта, а частенько, и сглаживающий острые углы, нервной натуры Лаки. Но однажды, тётя Поля не пошла утром на работу, засунула Вольтика в сумку-переноску, и они куда-то уехали.

– Значит, месяц уже прошёл, и эта дура-девчонка уже вернулась. – расстроился Лаки.

Всё произошло настолько быстро, что он даже не успел попрощаться со своим другом. А скорее всего, братом.

На кухне, Лаки увидел, что тётя Поля забыла миску Вольтика. Как же он там без миски будет?!

Но вскоре, тётя Поля вернулась. Лаки был так огорчён, что даже не пошёл её встречать. Но неожиданно, тётя Поля прошла в комнату, не разуваясь, чего никогда раньше не делала. Оказывается, она несла Вольтика, который был без сознания. Тётя Поля положила его на пол. Промежность кота была обильно вымазана зелёнкой.

Когда тётя Поля ушла на работу, Лаки испуганно улёгся рядом с братом, и даже положил на него свою переднюю лапу, словно это могло уменьшить страдания Вольтика.

Когда наркоз стал отпускать, Вольтик открыл глаза и поинтересовался:

– Как сам?

Он был, как всегда безмерно рад жизни, и не собирался расстраиваться из-за такого пустяка, как кастрация.

Лаки так обрадовался пробуждению брата, что не успел подобрать более подходящие моменту слова:

– Тебе тоже отпилили…

– А, ерунда. Издержки нашей профессии. И, поверь мне, далеко не самой худшей.

– Отказались от тебя хозяева? И девочка, эта твоя, которая такое дурацкое имя придумала.

– Бывает. Не усматриваю повода для огорчения. Будем теперь вместе, братуха.

Как только Вольтик очухался и смог ходить, он отправился к своим любимым балконным перилам. Но Лаки решительно перегородил ему дорогу:

– Сегодня нет. Сорвёшься, дурак!

В комнате тёти Поли поселилась, казалось ушедшая совсем, радость. А как ещё прикажете назвать эти два клубка, выкатывающиеся навстречу, едва вы открыли дверь? Концентрация радости жизни в них была запредельная. Поэтому они успевали куснуть друг друга, и толком не оттерев ваших сапог, умчаться по своим неотложным делам.

Осень, и особенно зима, превратили котят в элегантных молодых котов. Благородного серебристого окраса, Вольтика и белого, с чёрной симпатичной чёрной мордочкой Лаки.

А весной началось непонятное. Загрустил и перестал есть Вольтик.

– Ты чего не ешь? – скорее не спросил Лаки, а хотел поторопить брата, ведь дел на день было намечено невпроворот.

Вольтик промолчал, но что-то в его взгляде мелькнуло холодное, чужое. Он тянул с какой-то страшной, не поправимой новостью.