Данная особа деревенских кровей и юбочных амбиций (от выражения «таскаться за юбками», именно она была такой юбкой), владела благодаря мужу спа-салоном «Премьера». Ох, извините, мужским спа-салоном. Это одно из тех заведений, где царит приятный полумрак, бесплатный бар, всюду девушки из провинциальных «Плейбоев» и программа с названиями типа «Эгоистка», «50 первых поцелуев», «1000 и 1 ночь», «Сирены», «Мокрые кошечки», «Главная шалость»; и большой прайс дополнений: надеть черную повязку на клиента – 1000 у.е., называть весь сеанс клиента именем, которое он пожелает – 2000 у.е., «голая соседка» – дополнительный мастер в джакузи – 10000 у.е.. И, конечно, под всем этим надпись: «мастеров (девушек из провинциальных «Плейбоев») руками не трогать!» Но мы-то все понимаем, как там устроено.

– Да дела… – бросил мой товарищ, посмотрел в сторону и сжал зубы, будто готовясь сказать что-то неприятное. – Слушай, лучше бери мужа и езжай отсюда. Крошка, это не шутки, лучше уезжайте.

– А как же мои девочки?

– Тебя всегда интересовала только ты сама, эгоистка чертова, – он с силой впился в ее губы, крепко сжав ее талию; она замычала от удовольствия.

Она была богатой, скучающей и неверной женщиной, и в этом была ее добродетель: так она могла доставить удовольствие многим и не упрекать их ни за что; это был ее честный выбор перед Богом.

Когда они расцепились, она что-то промямлила, поправила прическу и выскользнула и его объятий в машину. Стальной конь в мгновение ока проскочил через пол проспекта и скрылся от нас.

– Как она тебе? – глумливо спросил мой товарищ.

Я с кривой ухмылкой посмотрел на него.

– Да-да, – сжав в кулак здоровую руку, ответил он. – Блядь, такая блядь, блядь, хорошая.

Дорога продолжалась.

Если мы видели дешевые машины с надписями типа «Используйте своих домашних животных как вторсырье», то понимали: это наши. Мы врывались в эти машины как варвары, а выходили оттуда с добрым словом и банкой пива в руках. А потом стояли на одном из множества мостов в этом городе, опершись на облезлую ограду, и беззаботно свистели, отпивая пенящийся напиток немецких богов. Под нами проплывали прогулочные корабли, и мы передразнивали экскурсоводов. Наверное, мы прожигали наши жизни, горели только, чтобы сгореть. Но никому до этого не было дела. Нам не было до этого дела. Нас привлекала свобода. Мы были непобедимы. А что другие люди? Смотря вокруг, казалось, что никаких других людей-то уже не было. Одни ряды врагов и им сочувствующих.

В одной из арок мой товарищ заметил важного человека и сказал:

– Пошли, покурим.

Мы зашли в стальную дверь с вырванными звонками и покореженным магнитным замком. Под желтой аркой с отвалившейся наполовину краской и штукатуркой стояло несколько парней, которые курили, девушка и человек со шрамом. Именно к человеку со шрамом обратился мой товарищ, пожимая ему руку:

– Здорово́, Клык.

– Не жалуюсь, – хмуро ответил новый собеседник.

– Какие сводки с полей?

Человек, названный Клыком, прищурил один глаз и ответил:

– А ты не в курсе?

– Был бы в курсе, не спрашивал бы. Так что расскажешь, как раз хотел покурить, вот и тебя послушаю заодно.

– Герман на днях скопытился, и в столице наших накрыли. По большей части не тех, кого надо. Их даже сообщниками не назовешь.

– Но сроки будут реальными.

– Мне насрать на них, – резко сказал человек со шрамом. – Главное, что все на месте остались, всё идет по плану. Ждем знака и начинаем, и гори всё синим пламенем.

– А что с Германом?

– Что, что, не слышал, что ли? – рявкнул Клык. – Накрылся наш головастый спидозник. Но это понятно, от него кости одни остались с натянутой кожей. Мы ему шепнули, что по его голову выехали, так он с места не шелохнулся. Врубил на полную свою любимую классику и потом, во время штурма квартиры, застрелился. Вот такая лебединая песня верхних этажей.