– Это кто? Кто ты?.. Катрина Падинь. Поверю ли, что ты здесь, Катрина. Что ж… Как бы ни был долог путь сюда, в конце концов – пристанище для всех нас… Добро пожаловать, Катрина, добро пожаловать… Но, опасаюсь, Катрина, что ты… Как бы это сказать?.. Немного чересчур строга к Норе Грязные Ноги… То есть к Норе Шонинь… Ее разум значительно окреп с тех пор, как ты… Что за выражение ты использовала, Катрина?.. Да… Варилась с ней… Нам здесь нелегко отмерять время, но, если я тебя правильно понял, она тут уже три года – под благотворным влиянием культуры… Но послушай вот что, Катрина… Ты помнишь письмо, которое я написал тебе для твоей сестры Баб в Америке… Это было последнее из написанных мной. На следующий день меня сразил смертельный недуг… Ее завещание все еще обсуждается?

– Я получила множество писем от Баб с тех пор, как вы для меня писали, Учитель. Но она никогда не подтверждала и не отрицала ничего касаемо денег. Мы получили от нее ответ на то письмо, о котором вы говорите, Учитель. Это был последний раз, когда она упоминала свое завещание. “Я пока еще не составляла завещания, – сообщала она. – Надеюсь, мне не суждена ни внезапная кончина, ни смерть от несчастного случая, как вы напридумывали в своем письме. Не беспокойтесь, я отдам распоряжения вовремя, когда у меня будет в том нужда”.

И вот что я сказала, когда оно пришло: “Наверное, какой-нибудь школьный учитель написал для нее это письмо. Никто из наших таким языком не говорит”. Молодой Учитель – он ваш преемник – пишет для нас сейчас письма. Но боюсь, что для Нель пишет священник. Эта ведьма умеет задурить ему голову своими цыплятами, вязаными носками и взять голыми руками. Она из тех, кто в таких делах хорош, Учитель. Я-то думала, что проживу еще пару лет и успею похоронить эту заразу. Вы сделали для меня все, что могли, насчет завещания, Учитель. У вас рука к перу приспособлена. Я часто смотрела, как вы пишете письмо, и думала, что вы пером можете так же ловко и проворно увязывать слова на бумаге, как я – стежки во время штопки … “Да смилуется Бог над душой Старого Учителя, – говаривала я. – Он был такой предупредительный. Дай ему Бог жизни подольше, он бы вытянул для меня деньги…”

Думаю, скоро Учительша, – я имею в виду, ваша жена, Учитель, – снова наладит свой быт. У нее все сложится. Женщина она еще молодая, крепкая, храни ее Господь… Ох, простите великодушно, Учитель, не принимайте близко к сердцу все, что я говорю. Я часто болтаю так, про себя, – ну конечно, человеку самому с собой не сладить… Учитель, дорогой, не должна я была вам всего этого говорить. Вы станете волноваться за нее. Я подумала, Учитель, что у вас сердечко затрепещет при вести, что Учительша жизнь свою обустраивает…

Вы уж на меня зла не держите, Учитель… Я не сплетница… И не просите меня назвать того человека, Учитель… Да ну, Учитель, дорогой, не упрашивайте… Если б я только знала, что вы из-за этого уж так расстроитесь, я бы и слова не сказала…

Так, значит, она клялась и обещала, что после вашей смерти ни за кого не выйдет замуж? Учитель, дорогой, вы разве не слышали никогда такое: после клятвы женщины лучше всего… Не успело еще ваше тело остыть, Учитель, как она уже положила глаз на другого мужчину. Думаю, Учитель, – строго между нами, – что она всегда была малость веселого нрава…

Молодой Учитель… Да ну, нет, конечно, это не он… Учитель из Озерной Рощи? Он мужчина положительный и капли в рот не возьмет. Этот скоро женится на Сестре Приходского Священника. Маленькая такая, темненькая, невзрачная, которая носит брюки. Говорят, он тогда новую школу получит… Да нет, и, конечно, не Рыжий Полицейский. У него целая стая медсестер на крючке в Ярком городе, по слухам… Да нет, и не Картофельный Мужик