Ни один из них даже слушать бы не стал предположений, что в живших в этих краях людях следует искать не врагов, а союзников. Подобные мысли опасно близки к измене. По меньшей мере, к неповиновению. Тайли вздохнула и повернулась к Мишиме, собираясь распорядиться об отправке разведчиков – пора искать место, чтобы разбить на ночь лагерь.
Едва взглянув на Мишиму, Тайли застыла. Шея Мишимы была пробита стрелой – жуткого вида и с зазубринами. Тайли не слышала ни того, как прилетела стрела, ни того, как она вонзилась в плоть. Ошеломленный, Мишима встретился с ней взглядом, пытаясь заговорить, но изо рта вырвалась лишь кровь. Он соскользнул с седла и тяжело рухнул наземь, а из низких кустов неподалеку от Тайли на всадницу, ломая корявые ветви, устремилось нечто громадное. Она едва успела выхватить из ножен меч и закричать, а потом Пыльник – добрый, крепкий боевой конь, ни разу не подводивший ее в сражениях, – испуганно взвился на дыбы и сбросил Тайли на землю.
Вероятно, падение спасло ей жизнь, так как нападавший со всего маху обрушил свой тяжелый толстый клинок на седло – где только что сидела Тайли. Гремя доспехами, она вскочила на ноги и зычным голосом заорала:
– К оружию! На нас напали!
К ее крику присоединились сотни других – тревогу разом подняли многие. Кричали люди. Ржали лошади.
«Засада, – подумала Тайли, поднимая меч. – И мы напоролись прямо на нее! Куда смотрели разведчики? Что произошло?»
Она бросилась на того, кто пытался ее убить. Фыркая, враг крутанулся на месте.
И тут она в первый раз разглядела, кто же ее атаковал. Это был совсем не человек – какая-то чудовищная и уродливая тварь; голову покрывала грубая бурая шерсть, толстая кожа на чересчур широком лбу собралась в складки. Глаза слишком походили на человеческие, что рождало отвращение и тревогу, но приплюснутый нос смахивал на кабанье рыло, а изо рта торчали два длинных клыка, как у вепря. Тварь зарычала на Тайли, брызгая слюной, слетавшей с почти что человеческих губ.
«Кровь моих Позабытых Предков! – подумала она. – Во что мы вляпались?»
Чудовище было кошмаром, обретшим плоть и выпущенным на волю с неутолимой жаждой убивать. Пред Тайли стояло нечто такое, к чему она всегда относилась как к никчемному суеверию.
Шончанка накинулась на тварь, отбив в сторону толстый меч, когда клыкастый попытался ее атаковать. Тайли крутанулась, переходя в стойку «Бить по кустам» и отсекла врагу руку у самого плеча. Она ударила вновь, и вслед за рукой на землю покатилась отрубленная голова. Обезглавленный противник запнулся, но, перед тем как упасть, непостижимым образом умудрился пройти еще три шага.
В лесу раздавались треск и шорох, падали обломанные ветки. С холма Тайли видела, как из кустов и подлеска внизу выскакивают сотни тварей, подобных той, что она сразила, и атакуют центр колонны ее войска. Из-за деревьев в порожденном внезапным нападением хаосе появлялись всё новые и новые чудовища.
Как такое случилось? Как эти твари сумели подобраться к Эбу Дар так близко? Войска Тайли находились далеко за оборонительным периметром шончан, в тылу, всего в дневном переходе от столицы!
Тайли бросилась вниз по склону холма, зычным голосом созывая свой эскорт, а из-за деревьев позади нее с ревом и рычанием выпрыгивали чудовищные твари.
Грендаль лениво восседала в кресле, а вдоль выложенных камнем стен выстроились мужчины и женщины, облаченные всего лишь в накидки из прозрачной белой ткани; каждый из них, преисполненный преклонения перед госпожой, представлял собой безупречный образчик своего рода. От пылавшего в камине огня исходило приятное тепло, и отсветы пламени ложились на кроваво-красный ковер тонкой работы. Вытканные на ковре фигуры юношей и девушек самым причудливым образом сплетались между собой, и подобный узор бросил бы в краску смущения даже самую искусную и искушенную куртизанку. Свет клонящегося к вечеру дня вливался в распахнутые окна дворца, из которых открывался замечательный вид на сосны внизу и сверкающее под солнцем озеро.