Наши «кибернетические» семинары стали привлекать всеобщее внимание научно-технической интеллигенции города и являлись поводом для страстных дискуссий на тему «искусственного интеллекта», «может ли машина мыслить» («голубая мечта» технарей того времени) или роли вычислительных машин в управляющих процессах, в будущем освоении космоса и т. д. Мы стали знакомиться с коллегами, или лучше, сподвижниками из других институтов, городов и республик, создавая свою «среду обитания». Характерная оценка того времени приведена в публикации, посвященной истории этого вопроса:

«В шестидесятые годы в России кибернетика была существенной частью культурного фона» – формировала общественное сознание, являлась одной из властительниц дум. Примечательно, что на обсуждении доклада «Автоматы и жизнь» академика А. Н. Колмогорова («физик») выступал не просто наследник (и сын) выдающегося лирика – А. С. Есенин-Вольпин, известный диссидент и правозащитник. Мощная просветительская функция реализовывалась энтузиастами через популярные журналы «Техника-молодежи», «Знание-сила», «Квант» (Приложение, Е.В.Злобин, РГГУ, «О некоторых проблемах генезиса информатики в России»).

К этому времени в отделе уже появилась центральная идея, выработанная в ожесточенных спорах на семинарах – создание оптической вычислительной машины, превосходящая по объему памяти и быстродействию имеющиеся электронные, зарубежные аналоги.

Я почувствовал себя в этой обстановке, как рыба в воде. Все-таки у меня была неплохая база, основа для экспериментальных работ и научных поисков – мое солидное университетское образование, мои минские профессора, преподаватели. Работа доставляла удовольствие и продвигалась во многих направлениях нашего отдела. Я стал разрабатывать перспективные элементы будущей оптической вычислительной машины, но для увязки их в работающую систему нужны были свежие идеи.

Так, вместе с коллегами, мы подошли к совершенно новой теме тех лет – волоконной оптике и жидким кристаллам. Пришлось мне заниматься и химией органических соединений для поиска носителей оптической памяти. Это было внешне красивой, эффектной разработкой и привлекало внимание «вышестоящего начальства», тем более, что мы умели придать должный вид нашим опытным образцам для демонстрации посетителям. Все продумывалось – темная комната, голубые вспышки света при нанесении информации на плоские матрицы, стирание картинки другим световым источником и т. д.

Я называл это театрализованное мелкое жульничество – «делать начальству темную». При посещении нашей «темной» Президент Академии Наук того времени – Александр Несмеянов, – долго сидел с нами в темноте, но мне показалось, что он не вполне разобрался в механизме оптического преобразования, что еще более повысило наши шансы на получение дополнительного финансирования. Кстати сказать, это была моя первая встреча с одним из «Президентов» в рабочей обстановке. И конечно, я не думал тогда, что это станет рутинным действом – встречать Президентов Академии, демонстрировать им «наши игрушки» и выбивать «денежное довольствие» для постепенно увеличивающейся команды нашего отдела, а позже и Института кибернетики Академии наук Грузинской ССР.

Кроме того, приходилось участвовать и в общеинститутских работах, так как коллектив института был небольшой. Например, весь наш отдел отбывал всеобщую «повинность» и дежурил на запуске первого атомного реактора в Грузии, расположенного в Карсанском ущелье неподалеку от Тбилиси, где и я провел несколько дней и ночей. Было тогда немного страшновато, особенно когда вдруг срабатывала аварийная сигнализация, но интересно.