При всем своем опыте и многочисленных регалиях, он оставался очень доступным человеком, реально ощущающим жизнь. Мог спокойно предложить подчиненным пойти вместе пообедать, но не дай бог было пробовать за него заплатить: в этом отношении у него были железные устои, причем они не казались какой-то демонстрацией. Просто человек даже в мелочах не допускал, что можно жить за счет каких-то подношений.
Но отношения с Павловым были у него напряженными: Сергей Павлович уже понимал, что эту возрастную категорию сотрудников, сколь бы профессиональными они не были, надо отправлять на пенсию и намеревался это сделать. Сам он, кстати, болел за «Динамо», возможно поэтому стремился сделать общество сильным и современным – с передовыми идеями и активным ядром в руководстве. Думаю, что обо всем этом он не раз говорил с высшими динамовскими чинами.
Другой вопрос, что заменить руководителя на той позиции, которую занимал Алексей Андреевич, оказалось не самым быстрым делом. Министр внутренних дел хотел, чтобы ЦС «Динамо» возглавлял человек из МВД, Куприянов же был аттестован по линии КГБ. А два этих ведомства постоянно внутренне конфликтовали между собой.
Я много тогда размышлял о фигуре Павлова. Несмотря на то, что мы с ним расстались далеко не лучшим образом, как руководитель он дал мне очень многое. При всех острых углах своего характера, он был потрясающим примером, на который хотелось равняться.
Как уже сказал, у него были уникальные отношения с тренерами. Возможно, ему помогало физкультурное образование: постигнув основы спорта, в том числе, методические и организационные, он никогда не перешагивал грань, за которой начинается насилие, диктат. Скорее, постоянно пытался понять, что действительно нужно для того, чтобы работа была максимально плодотворной. И как только понимал это, моментально принимал решение. Тренеру ведь далеко не всегда бывает просто прийти к руководителю и рассказывать, почему он тренирует так, а не иначе, зачем нужна дополнительная смета, поездки, соревнования, обосновывать свою методику перед человеком, который «не в теме», бывает нудно и противно. Не все к тому же умеют просить.
Павлов же понимал тренеров с полуслова. И так же реагировал: «Я тебе верю, все понял, все сделаем».
Наверное поэтому мне было до такой степени тяжело разговаривать с ним в его кабинете, уходя из Спорткомитета. Мозгами я и тогда понимал, что с моей стороны это всего лишь эмоциональный зигзаг, болезненный процесс роста, которого не избежать, когда соприкасаешься с подобной категорией великих тренеров и великих руководителей.
Было ли то мое решение ошибкой? Не хочется так думать, хотя можно, наверное, рассудить и так. Я предпочитаю называть его творческим поиском, поиском собственного пути. Просто тот излом отношений с Павловым стал отправной точкой всех моих дальнейших размышлений о том, как правильно строить свою собственную работу с людьми. Позже, когда я снова и снова принимался размышлять о том конфликте, я вдруг вспомнил, как еще во времена моей работы в ЦК профсоюза «Средмаша» Александр Кузьмич Кузьмин как бы исподволь старался учить меня никогда не рубить сплеча. Мы с ним довольно много ездили по разным объектам – тогда была принята такая форма взаимодействия с подведомственными организациями: приезжаешь на завод или в институт, как инструктор ЦК профсоюза, там собирают актив, состоящий из пары-тройки сотен человек, ты выступаешь, тебе задают вопросы.
В одной из таких поездок Кузьмин, который сидел в аудитории и слушал мое выступление, сказал, когда мы остались одни: