– Неужели группа станет теперь такой? – взывает к нам Джулия. – Сыпать оскорбления? Ковырять в старых ранах? У нас нет никаких причин, чтобы вести себя так низко. Мы сильные, мужественные женщины. Дани изобретательная и самодостаточная, у Мэрилин денег больше, чем у всех нас, вместе взятых, Адриенн – практически кандидат на Нобелевскую премию…

– А ты на какую награду претендуешь, Мерил Стрип? – спрашивает Хизер. – Потому что мне грозит серьезное обострение, если ты снова начнешь пересказывать свою биографию.

– Я и не собиралась говорить о себе ничего такого, – обиженно отвечает Джулия.

– Ты к этому вела, – говорит Хизер.

– Подумай, чего ты хочешь, – говорит Джулия, она складывает руки на груди и откидывается на спинку своего кресла-каталки.

Хизер сгибается пополам, ее грудь ложится на колени, одну руку она поднимает, словно клянется на Библии.

– Я дам тебе двадцать долларов, если ты сможешь, глядя мне в глаза, поклясться, что ты не собиралась начать перечисление всех своих ученых степеней.

– Вот это меня и огорчает, – говорит Джулия, обращаясь к доктору Кэрол. – Вместо того чтобы продуктивно использовать нашу энергию, мы стараемся уколоть друг друга. Личные конфликты – вот что уничтожает нашу группу сегодня. Это контрпродуктивно.

– Двадцать долларов, – повторяет Хизер.

– У тебя нет двадцати долларов, – отвечает Джулия.

– Я возьму взаймы у Мэрилин, – говорит Хизер.

– Касательно того, что ты делаешь, я бы не применяла слова «взять взаймы», – говорит Мэрилин.

– Не смей относиться ко мне свысока! – взрывается Хизер. – Я справлялась с такими вещами, какие тебе и не снились! Я имела дело с такой астральной херней высшего уровня, от которой ты бы в свои атласные трусики наложила.

– Остынь, Хизер, – говорит Джулия.

– Такая защитница, как ты, мне и на фиг не нужна, – говорил Мэрилин Джулии.

– Да, Джулия, – говорит Хизер.

– Хизер, ты смотри – осторожнее, – говорит Мэрилин.

– О’кей, давайте уже отойдем в сторону и оценим происходящее, – вмешивается доктор Кэрол. Я спрашиваю себя, не принимает ли она чего-нибудь такого, что помогает ей сглаживать острые углы на этих сессиях. По крайней мере, теперь никто не говорит о снеках. – Обратил ли кто-нибудь внимание на то, как быстро разговор Мэрилин и Хизер о еде перешел на личности? У кого-нибудь есть соображения о том, почему это произошло?

Если бы здесь была Адриенн, то мы бы не ссорились. Когда она присутствует, мы все чувствуем, что должны вести себя в соответствии с нашими репутациями.

– Это была шутка, – бормочет Хизер.

– Прекрати эту театральщину и выпивай кофе в «Старбаксе» перед приходом, – говорит Мэрилин. – Кофеин подавляет чувство голода.

– Некоторым из нас не по карману кофе, который покупают себе богачи, – говорит Хизер. – А в Обществе анонимных алкоголиков всегда бесплатный кофе и выпечка. Почему бы тебе не подарить мне карточку «Старбакса»? Ты ведь так или иначе мне должна.

– Дамы… – начинает доктор Кэрол.

– Что именно я тебе должна? – спрашивает Мэрилин.

– Ты меня облапошила на той сделке «Все звезды ужаса», – говорит Хизер. – Я все подготовила, а ты пришла и все уничтожила. Как я могу отдать тебе долги, если ты постоянно меня облапошиваешь?

– Ты кому голову морочишь? – спрашивает Мэрилин, закатывая глаза. – Мы обе знаем, что ты никогда не возвращаешь долги.

Хизер готова взорваться, но я охолаживаю ее. Мы все ее охолаживаем. Мы слышали все эти ее монологи и раньше. Как Мэрилин смеет оскорблять ее честь? Как она может даже ставить под сомнение, что торжественная клятва наркоманки, которая курила, вдыхала и кололась всей химией, какая имеется на планете, не является юридически обязывающей? Как смеет Мэрилин предполагать, что слово Хизер не является вербальным эквивалентом незыблемого контракта, составленного командой юристов?